Сладкий перец, горький мед (Туринская) - страница 133
В общем, можно сказать, что все у Тани было хорошо. Если бы она имела возможность хоть иногда, хоть изредка видеть Лешку. Как он там, родной, любимый? Мается без нее, поди, потерял свою девочку… Он ведь даже не знает, что с ней приключилось…
***
Дрибница был бесконечно счастлив. Дела, как обычно, шли в гору. Уже начал приносить прибыль новый бизнес. По-прежнему успешно играл на бирже, успевая в последний момент сбыть с рук акции перед самым падением, получив за них максимальную прибыль. Ну и, конечно, как обычно, львиную долю финансов Дрибница выкачивал с бензоколонок — вот уж поистине золотая оказалась жила!
Но не от этого так радостно было Вове жить на белом свете. Таня, его Танечка, его маленькая голенастая девочка с таинственными глазами цвета осоки была рядом! Он знал это, чувствовал буквально каждую секундочку, каждое мгновение жизни было пропитано мыслью, что она рядом. И пусть он не может прямо сейчас, сию минуту прикоснуться к ней, но, если уж так захочется это сделать, стоит только поехать домой и там она уже ждет его. Ждет, ждет! И пусть она крайне редко выказывает радость по поводу его возвращения домой — Вова все равно знал, был абсолютно уверен, что она счастлива с ним, счастлива точно так же, как и он. И пусть она иногда прогоняет его из постели, пусть порой не разговаривает с ним — это же просто игра, ей скучно целыми днями сидеть дома, вот она и балуется, развлекает себя надуманными ссорами. А на самом деле она вполне счастлива, она любит его, она любила его с той самой минуты, когда впервые увидела в Нахаловке в свой первый туда приезд. Да, да, это та самая любовь с первого взгляда! И как хорошо, что она взаимная, что никому из них не приходится страдать от неразделенной любви! Правда, пострадать им обоим пришлось, и даже немало, но они сами виноваты, просто они не смогли сразу понять это. И к чему теперь вспоминать, выяснять отношения, кто больше виноват в том, что долгих десять лет понадобилось для того, чтобы стать счастливыми.
Одно только настораживало Дрибницу. Они вместе уже больше двух лет, а плодов их любви почему-то до сих пор нет. А ведь они трудятся над этим каждую ночь! И не только ночь… Тогда почему же, почему?
Нет, он не был маниакально настроен на скорейшее рождение ребенка. И скорее, не над этим проектом трудился денно и нощно, а… просто любил Таню. Теперь ему было странно вспоминать, как когда-то, в бытность мужем Любки-распутницы, ему хватало одного сеанса… ммм, любви, если то, что он проделывал с нею, можно назвать этим святым словом. Даже сейчас, на пороге тридцатилетия, он не мог не то что сказать, а даже мысленно произнести слово "Секс". Фу, гадость какая! Секс — это грязь, разврат, это то, чем занималась Любка-шалава, грязная подстилка. А они с Таней… Они с Таней просто любят друг друга. Разве мог он когда-нибудь подумать, какое наслаждение может дать чувственная любовь? Это к Любке он приходил, когда рвался наружу животный инстинкт, сама природа требовала выхода первобытной энергии. Ему было противно прикасаться к Любке, даже когда он ничего не знал о ее грязном "хобби", неприятно было видеть ее обнаженное тело, потому-то он и старался по возможности меньше касаться ее, ни разу даже не раздел полностью. А Таня… Сердце сладко заныло: "Ласточка моя, девочка моя!" Он обожал ее, обожал каждый квадратный сантиметр ее тела, сходил с ума от каждой ее веснушки, боготворил каждую ее родинку… Ах, какие у его девочки родинки! Их было много, они щедро были разбросаны по ее драгоценному телу, и все маленькие, гладенькие, такие эротичные. Но две, две родинки были, пожалуй, самыми-самыми его любимыми объектами на ее теле. Совершенно идентичные и по форме, и по размеру, два коричневых пятнышка доводили его до полного экстаза, будили воображение. Одна расположилась в ложбинке между грудей, почти в центре, лишь слегка, буквально на пару миллиметров, сдвинувшись вправо. О, как заманчиво она красовалась в декольте! Сколько раз Дрибнице хотелось бросить все и немедля ни мгновения бежать домой, неся на руках драгоценную свою ношу, когда Таня, чуть склонившись над столом для рулетки, делала ставки, а в глубоком вырезе ее вечернего платья заигрывающе подмигивала, казалось, не родинка, а капелька прилипшего и растаявшего шоколада. Вторая родинка была на левой щиколотке, с внутренней стороны, и сверкала эротикой при каждом Танином шаге. Ах, как он обожал прильнуть к этой родинке губами, а потом подниматься выше, целуя ноги, бедра, плоский животик любимой, постепенно подбираясь ко второму любимому родимому пятнышку, крошечному и идеально круглому, словно наклеенная мушка! Уткнуться носом в ложбинку и вдыхать запах ее тела, восхитительный, такой возбуждающий. Она пахла росой и свежескошенной травой, лесом, морем, дождем и снегом. Она пахла всем, что так любил Дрибница, она пахла ПРИРОДОЙ!