Однажды Таня, краснея и бледнея, красноречиво демонстрируя крайнюю степень смущения, словно набралась наглости и задала Худому как будто бы давно мучавший ее вопрос:
— Витюша, ты меня прости, наверное, я лезу не в свое дело… А что у вас с Симой за отношения? Вы уже четыре года ни вместе, ни врозь. Она ездит к тебе в такую даль с настойчивостью, достойной лучшего применения, но, насколько я знаю, вы ни разу не встречались на ее территории, ну или хотя бы где-нибудь на нейтральной. Скажи, это не слишком бестактный вопрос? Если я переступаю правила хорошего тона, можешь на него не отвечать. Просто мне очень нужно знать, что между вами происходит. Поверь, Витя, это не праздный вопрос, — и глазенки в сторону, в сторону, и вниз: ах, я такая стеснительная, такая вся скромная.
Худой подошел поближе, взял Таню за руку, вернее, за самые кончики пальцев, попытался было заглянуть в глаза, да куда там — они прочно уставились в пол, словно парализованные от непомерного стыда.
— Да ничего у меня с Симой нет. Просто Дрибница попросил тогда, на вашей свадьбе, охмурить ее, чтобы она не помешала его планам. Разве я мог ему отказать? Ты же знаешь, он мой лучший, да пожалуй, что и единственный, друг, — и тут же поправился, словно испугавшись, что обидел Таню неловким словом: — Кроме тебя, конечно…
Таня кивнула, мол, конечно, само собой…
— И что, ты ее ни капельки-ни капельки не любишь? — спросила максимально наивно, по-детски, а сама аж зарделась от такой бестактности, по-прежнему не смея поднять глаза на собеседника.
Худой улыбнулся и едва заметно покачал головой:
— Нет, не люблю, — и уже смелее сгреб в охапку обе Танины ладошки, не переставая ласково теребить их.
Взгляд его осмелел, смотрел на Таню вызывающе и даже несколько требовательно. Однако Таня по-прежнему игралась в пионерку, тщательно отводя от него взгляд. Худой придвинулся к Тане почти вплотную и продолжил, поднеся ее руки почти к самым своим губам, почти целуя их при каждом слове:
— Не люблю… Я другую люблю. Давно и безнадежно. Потому что она жена моего лучшего друга. Я знаю, что она никогда не ответит мне взаимностью, но ничего не могу с собой поделать. Я ни на что не надеюсь, ничего не требую от нее, просто тихонько любуюсь ею со стороны и радуюсь тому, что могу видеть ее каждый день…
Таня спросила едва слышно, по-прежнему изображая невероятную, просто фантастическую скромницу, едва не терявшую сознание:
— Витюша, а как же Сима? — а сама, словно нечаянно покачнувшись, чуть подалась к собеседнику, практически упав в его объятия.