Пока сокурсники волновались у дверей деканата, заходя по одному в кабинет, чтобы услышать "приговор", Вова старался забыть о Тане. Он пытался настроить себя на рабочий лад, на решение финансовых и организационных вопросов. Но избитый прием сегодня работал из рук вон плохо. Мысли то и дело возвращались к Тане, к ее вероломному предательству. Вова чувствовал себя убитым, униженным и совершенно раздавленным. И, пожалуй, впервые в жизни ему захотелось напиться до беспамятства. И как раз вовремя, ведь по давней студенческой традиции распределение принято обмывать…
Обмыли. Обмыли так, что Вовка, залив водкой шары, неизвестно, от чего больше опьяневший — от спиртного ли, от предательства ли любимой, сделал предложение первой попавшейся под руку девушке. Стоит ли говорить, что счастливицей оказалась Люба? Ведь она, как чувствовала, не отходила от Вовки целый день и таки дождалась своего звездного часа!
Любкиному ликованию не было предела. Во-первых, предложение, хоть и по пьянке, но сделано было во всеуслышание перед всей группой, а Дрибница не такой человек, чтобы пойти потом на попятный. А во-вторых, именно сейчас он нужен был ей больше жизни, ведь по страшному стечению обстоятельств, распределение ей выпало именно в тот самый райцентр неподалеку от отчего дома, в котором ее стараниями довелось лечиться всем селом. Да ее же там каждая собака знает, поди-ка, устрой там судьбу! А так она выйдет замуж за Дрибницу и никуда не придется уезжать. И никто никогда не напомнит ей о том страшном позоре!
Счастье распирало Любашу. Ах, как жаль, что не может она поделиться радостью с Евгением Трофимычем. Бедняга совсем занемог и его уж пару лет, как торжественно отправили на заслуженный отдых. Правда, уходя, он не бросил свою протеже на произвол судьбы, передал по эстафете более молодому заместителю, дождавшемуся, наконец, повышения.
Новоявленный начальник, Игорь Антонович Елисеев, несмотря на возраст, плавно подбирающийся к пятидесяти, выглядел максимум на сороковник: спортивная фигура, ухоженное холеное лицо опытного ловеласа, шикарные, без тени намека на лысину, темные волосы, лишь слегка, как бы кокетничая, на висках припорошенные солью седины. Сначала, едва заступив на долгожданную начальственную должность, Елисеев, как и Евгений Трофимович, забегал вечерами в диспетчерскую, наскоро делал свое дело, так же, как и предыдущий начальник, вполне довольствуясь более чем скромным убранством служебной каморки. Надо отдать ему должное: Любаше ни разу не довелось пожалеть о том, что Трофимыча отправили на пенсию. Душевные разговоры — дело, конечно, хорошее, но "прокормить" ими молодую здоровую девку, привыкшую к немалой доле секса в личной жизни, было не просто сложно, а откровенно невозможно. Бедняжка уж было чуть не поставила крест на имидже недотроги, да тут, как нельзя кстати, немощного Трофимыча заменил на ответственном посту импозантный Елисеев. То-то был праздник на Любкиной улице!