— А почему ты решил именно 25 октября отправиться на дачу, когда тебе нужно было с собой документы брать?
— Вообще-то ты тут прав: притупление бдительности. Недоучел возможных последствий. Но взыскание за это я уже получил.
— Я не о том. Почему у тебя мысль о поездке в будний день возникла, да еще с документами?
— Да я уж и сам об этом думал. Ну как тебе объяснить? Устал чертовски, а тут соблазн за рулем посидеть, проветриться, да и свояченицу не хотелось ночью беспокоить. Она у нас рано ложится, а я засиделся на работе и ключ от квартиры дома забыл. Вот и решил на дачу махнуть…
— Кстати, Филимон Герасимович, — сказал я, — ты помнишь, в котором часу уехал тогда с, работы?
— Ну а как же? На память не жалуюсь. Служит. Было тогда около двенадцати, а точней — без двадцати двенадцать.
— Это ты прикинул?
— Зачем прикинул? По часам.
— По этим? — я кивнул на стену, где висели прямоугольные часы с длинным и широким маятником.
— И по этим и по карманным. Отбыл без двадцати, прибыл минут в двадцать — двадцать пять первого. Дорога — сорок минут. Все, как в аптеке. Сторожиха же говорила, что свет у меня на даче в половине первого зажегся. Так?
— Так.
— Почему же спрашиваешь? Я об этом уже раз десять докладывал — и Русинову и Эрлиху…
— Понимаешь, один свидетель утверждает, будто ты уехал с работы около девяти вечера. Вот я и подумал: может быть, часы спешили или даже остановились?
— И у меня и у сторожихи?
Кончики губ выгнулись дугой. Шамрай положил на стол серебряные карманные часы с крышкой, нажал на кнопку, крышка отскочила. Время совпало до минуты.
— Убедился? Вот так, Александр Семенович! У меня все ходит не останавливаясь. И точно ходит. Я ведь часы сам завожу. Завожу и сверяю. Каждое утро в одно время. И старую привычку имею следить за временем. Так что ошибся не я, а вахтер. Ввел он вас в заблуждение…
А откуда, собственно говоря, ему известно, что я имел в виду вахтера? И вообще зачем его знакомили с показаниями этого вахтера и Вахромеевой? Какая в этом была необходимость? Шамрай все же потерпевший, а не помощник старшего оперуполномоченного Эрлиха, и не обязательно потерпевшему знать материалы следственного дела.
— Я Эрлиху уже объяснил, — сказал Шамрай, — что вахтер Плесецкий — пропойца, алкоголик, человек классово чуждый. Он у нас с полгода работал, так я его ни разу трезвым не видел. Он не то что время — чужой карман со своим перепутает. У него, по-моему, даже приводы были.
— Вон как?
— Да. Окончательно разложившийся человек…
— Он у вас сейчас работает?
— Нет, конечно… Выгнали. Но если он тебе нужен, я дам команду — разыщут.