— Вы откуда и куда?
— В общем-то, из Гамбурга. А сейчас из Берлина еду в Ригу!
— Дела?
Самарин посмотрел на офицера:
— Вам опять станет смешно: да, дела, но коммерческие.
— Нисколечко не смешно, — ответил офицер. — Во-первых, говорят, война — это тоже в конечном счете коммерция, только когда в обращении не деньги, а оружие. Во-вторых, кто-то должен заниматься коммерцией и во время войны.
— Не все это понимают, — вздохнул Самарин.
Между тем поезд, грохоча и дребезжа, катился по весенней земле, мимо-проплывали хутора, утопавшие в белой кипени цветущих садов, и ничто не говорило о том, что всего год назад здесь прокатилась железная лавина войны.
Самарина поражала не безмятежная весенняя природа, а местные люди, которые как ни в чем не бывало работали в поле, поглядывая из-под ладошек на проходивший поезд, как, наверно, делали это во все времена.
После станции Таураге поезд долго шел через лесной массив
— А тут нет партизан? — спросил Самарин у сидевшего рядом офицера с открытым симпатичным лицом.
— Тут их нет! — усмехнулся немец. — Они в Белоруссии, и туда я и мои товарищи как раз и едем после курсов по этой специальности.
— А то не ровен час, думаю...
— Да, подлая русская война из-за угла! — со злостью сказал офицер.
Самариным получена первая информация: оказывается, у них созданы курсы, готовящие специалистов по борьбе с партизанами. Значит, доняли их славные народные воины.
Когда поезд приблизился к Шяуляю, сосед Самарина сказал:
— Здесь в первые дни войны были страшные танковые бои. Здесь погиб мой старший брат.
— Душа погибшего с нами, — сочувственно вздохнул Самарин.
— Душа, душа... — ворчливо отозвался офицер. — Кто думал, что мы в России будем нести такие потери!
— Разве много... погибло?! — наивно огорчился и удивился Самарин,
Офицер только глянул на него злыми глазами и ничего не ответил.
Солдаты, сидевшие на соломе, затянули песню, как показалось Самарину, не по-немецки тягучую и печальную. Очевидно, это была народная песня. В ней говорилось о девушке, которая ждет любимого, а жизнь проходит мимо нее, как река, в которую она бросает цветы любви и надежды.
Когда песня была спета, офицер сказал мрачно:
— Гимн вдовы... — и вдруг сильным голосом запел песню военную, которую Самарин знал, — вперед и вся земля будет принадлежать нам.
Солдаты подхватили, песня загремела мощно и даже страшно. Самарин делал вид, будто подпевает, а когда песня кончилась, сказал:
— Мне обидно и стыдно, что я не военный.
— За чем дело стало?! — весело, но со злинкой спросил рыжий офицер.
— Врожденный порок сердца, — тяжело вздохнул Самарин. — Еще из первого лагеря гитлерюгенда меня увезли в госпитальной машине — обморок во время гимнастики.