***
Я выныриваю из двенадцатого века как из омута. Нефедов, кажется, ничего не заметил. Он все так же сидит у противоположного борта и в его взгляде читается ненависть. Поворачиваю голову и смотрю сквозь широкую щель между досками.
Машина едет по самому краю пропасти. Высота такая, что у меня начинает кружиться голова. Двигатель работает с перебоями, захлебывается — дорога идет в подъем. Озноб сотрясает мое тело, перед глазами все плывет. Сколько мы уже в пути? Час, два? Солнце поднялось высоко, но до полудня ему не меньше ладони. В школе на уроках географии нас учили определять время по положению светила в небе. Кажется, сейчас около одиннадцати.
Только бы не потерять сознание! Только бы выдержать. А с Нефедовым надо что-то делать. Зря я намекнул ему, что Пржевальский почти нашел место упокоения Чингисхана. Профессор не догадывается, что могил две. Можно было бы рассказать ему про Хангай, сказать, что знаю точное место. Правда, тогда он потащил бы меня туда, в Монголию. А мне надо на Хан-Тенгри.
Но что я буду делать, когда доберусь до ледяной пещеры? Оживить Чингисхана, конечно, не получится — я не волшебник, не ученый-биолог. Да и нет сейчас у науки возможностей возвращать к жизни умерших семь столетий назад людей.
«Волк! — подсказывает мне внутренний голос. — Надо взять волка. С ним можно все. Волк сделал из нищего сироты Темуджина властелина мира. Теперь другое время. Пусть Чингисхан продолжает спать вечным сном под пиком Хан-Тенгри».
И едва только я успеваю подумать об этом, как ощущаю ледяной холод, разлившийся по груди от фигурки коня. В голове проясняется.
«Иди на рогатую гору. Рогатую гору. Рогатую гору…», — настойчиво твердит уже знакомый голос. Это он понуждал меня двигаться на север, когда разбился спасший нас вертолет. Голос коня? Или моего далекого предка Елюй Чусая? А может быть, это сам Чингисхан направляет меня к своей могиле? Если это так, то он знает куда больше моего о цели этого похода.
Рогатая гора. Знать бы еще, где это…
Кажется, я заснул. Просыпаюсь резко, рывком. Мы по-прежнему едем по тайному тракту между гор. Синие вершины медленно, величаво плывут над головой. Вижу орла, кружащегося выше облаков. Понимаю, что это не птица залетела так высоко, а облака висят очень низко, всего в нескольких десятках метров над грузовиком.
Нефедов спит, его голова безвольно покачивается, рот приоткрыт, на нижней губе повисла ниточка слюны. Видать, профессор караулил меня, но и его укатали здешние крутые горки. Пусть спит. Так спокойнее.
Мне трудно дышать, в груди что-то булькает, свистит, словно там застряла пищалка из детской игрушки. Трогаю лоб. Очень горячий. Рука ледяная, а вот тело пышет жаром. Это плохо. Значит, температура будет продолжать подниматься. Когда там сворачивается кровь, на сорока двух градусах? Похоже, я совсем близок к этому.