Вот теперь больно. Очень. Жжет, как будто в тело вонзили раскаленный вертел. Спасительное забытье накатывает, как девятый вал. Последняя мысль, сверкнувшая в затухающем сознании: «Меня убили…».
Старая Хоакхин-эмген, служившая Оэлун, когда та была еще совсем юной, а теперь вновь вернувшаяся к своей госпоже, проснулась до рассвета. Чуткий старческий сон прервался видением — за дальней сопкой, нахлестывая коней, торопятся к куреню Темуджина люди. Много людей. Три или даже четыре сотни. Словно ждали они, когда Темуджин с братьями отправится в поход, оставив мать и жену без охраны… За матерью ехали… За женой Темуджина.
Служанка поднялась, накинула вытертый халат, сунула ноги в разношенные короткие ичиги[12]. Откинув входной полог, Хо-акхин некоторое время всматривалась в темную даль, нюхала воздух, следила за полетом серебряных облаков, торопящихся закрыть луну…
— Не к добру Темуджин перебрался в этот Берги-ерги, — прошептала старуха. — Злое место.
Она поспешила к ложу своей госпожи, на ходу подвязывая халат высоко под грудью.
— Матушка! Вставай! На беду Темуджин отправился в поход, нет нам теперь защиты. Скачут, скачут к нам гости незваные! Не иначе как это тайджиуты. Не успокоится никак Таргитай-Кирилтух.
Едва Оэлун осознала слова служанки, как начала действовать. Годы лишений приучили ее, что решения нужно принимать мгновенно, а выполнять решенное еще быстрее.
Оэлун отдавала распоряжения — что из скарба наиболее ценно и что нужно приторочить к седлам. Борте, Хоакхин и вторая жена Есугея-багатура Сочихэл, мать Бельгутея, помогали ей. Дозорный вернулся на рассвете.
— Меркиты! Три сотни меркитов! — закричал он еще издали. — Прямо сюда идут! Быстро уходить надо!
У Оэлун сжалось сердце. Она поняла, что неспроста объявились здесь соплеменники ее давнишнего жениха. Едва слава о возрождении Есугеева улуса дошла до ушей Ике-Чиледу, как семена мести дали всходы.
— Я останусь, — сказала Оэлун, гордо вскинув голову. — Меркиты едут за мной. Всех остальных они убьют. Уходите быстрей!
— Нет, матушка, — горячо заговорила Борте. — Тебе надо ехать. Какой позор для нас, если ты достанешься нечестивым меркитам.
— Я останусь, — повторила Оэлун.
— Матушка! — Борте взяла свекровь за руку, заглянула в глаза. — Тогда и я останусь с вами. Что скажу я Темуджину, если не смогу уберечь его мать. Либо буду с вами, либо вместе с вами приму смерть.
— Хатун[13], - обратилась тогда Оэлун к безучастно стоящей в стороне Сочихэл, — садись в возок, места там хватит всем.
Женщина усмехнулась, развязала платок и косы ее, уже присоленные сединой, рассыпались по плечам.