Кроме того, Жорж прочел в одном глянцевом журнале, что теперь есть служба, которая фиксирует местонахождение людей, звонящих по мобильнику.
– Значит, и мобильник исключается, – констатировал он.
– И e-mail тоже. С компьютером придется расстаться.
– И с самолетами вне шенгенской зоны, где евро не в ходу.
– И с голубой карточкой, – добавила она.
– Следовательно, тебе нужно искать что-нибудь в районе Средиземноморья или в Азии, – заключил Жорж.
Они вернулись в банк и аннулировали заявление о кредитной карточке. Ей достаточно было иметь при себе аккредитив: в него вписывалось лишь то, что желал указать сам владелец. Заодно она купила еще несколько дорожных чеков.
* * *
Вернувшись из Оссера, она позвонила в Вильнёв-сюр-Йонн, в фирму, занимавшуюся ремонтно-малярными работами. Подрядчик сказал:
– Если хотите, я могу приехать завтра.
– Но ведь завтра воскресенье.
– У меня сейчас нет работы. В январе у нас всегда простои. После праздников у людей не остается денег на ремонт.
– Люди ждут весны.
– Как маляры, – ответил он.
– Как цветы, – сказала она.
С двадцатого января ее решимость начала давать сбои. Потратив столько сил и времени на все это бесплодное тайное устройство своих дел, на подготовку своего бегства в пустоту, она чувствовала теперь, как ее захлестывает нарастающая волна отчаяния. Трудно расставаться с тем, что было таким любимым. Но еще труднее расставаться с самим собой или с представлениями о себе. За несколько дней, проведенных в Тейи, Жорж слегка воспрянул духом. Он все твердил ей, что еще не поздно остановить затеянное. Анне Хидден вдруг стало ясно, что жизнь, которую она вела в Париже, пусть даже и во лжи, была все-таки не так уж плоха. Да и условия этой жизни тоже изменились. Теперь она почти не виделась с Томасом. Она могла получить свой приют, свой Гумпендорф, как только пожелает, отремонтированным, свежеокрашенным. И она правильно поступила, отказавшись от работы в VIII округе. А вдруг та жизнь, которую она надеялась обрести где-то в другом месте, окажется не такой уж насыщенной? Или не будет способствовать ее творчеству? Вдруг полное одиночество, на которое она так уповала, в действительности не такой уж рай для души?
И где могла она спрятаться от мира?
Она больше не могла поехать к Уоррену в Сидней.
Не могла поселиться в Нью-Йорке, как всегда мечтала.
И ею начал овладевать страх.
Тоскливый страх, который ширился и рос, который вызывал головокружение.
Она пошла в кино. Посмотрела прекрасный фильм; действие происходило в Шанхае, где все двигалось и текло – но все двигалось и текло во времени.