Весь этот мало кому интересный сыр-бор я привёл только потому, что мне и всем тем, кто делал лабораторную работу вместе со мной, приходилось делать это очень часто. Дело в том, что экспериментальные данные, полученные в моём присутствии, не «лезли ни в какие ворота», хотя все данные снимались очень аккуратно, я любил делать всё тщательно, замеры с приборов снимались, как этого требовали условия эксперимента, но… после обработки этих данных, ничего похожего на то, что должно было получиться, даже и близко не наблюдалось. Иногда, даже приборы переставали работать. До моего «явления» пред ними с товарищами по несчастью, все приборы работали нормально, после нас они работали тоже нормально, только в присутствии моей группы «первооткрывателей» (я почти всегда был старшим группы) приборы устраивали бунт и не «хотели» выдавать свои «секреты». И это происходило практически всегда и везде, где присутствовал я. Интуитивно многие мои согрупники не желали делать лабораторные работы в моей компании. Потому что все проблемы возникали только там, где был я.
Примерно через три месяца наступало «перемирие», приборы «успокаивались» и не выражали столь бурно свою «радость» в моём присутствии. А то, что это на меня столь «радостно» реагируют приборы, довольно быстро узнали все и уже не на уровне интуиции. Кто-то из братьев-студентов обратил внимание на то, что если я проходил мимо приёмно-передающей аппаратуры, стрелки регистрирующих приборов начинали «тихонько» сходить с ума, если подобное можно сказать о приборах. Когда мимо тех же приборов проходили другие — «ликование» приборов не наблюдалось. В результате этих практических выводов, меня все стали дружно просить куда-нибудь удалиться со своими «биополями», никому не хотелось повторно делать одну и ту же лабораторную работу. Меня, конечно, особо далеко не посылали, всё-таки я был старостой группы и курса, и вообще, как-то сложилось так, что меня многие студенты и преподаватели уважали за мои принципы и позиции, которые были у меня всегда и не для показухи. Мои слова с моими действиями не расходились.
Да и физически я слабаком не был, спокойно мог перекреститься пудовиком или двухпудовиком. Достаточно было пару раз «покрутить» кого-нибудь вокруг себя или просто сдавить грудную клетку, желающих повторить подобное не находилось. Так или иначе, меня «уважали» за то, что я был самим собой. На первом курсе ещё пробовали как-нибудь меня спровоцировать — подливали коньяк в чайную заварку, рассчитывая, что я этого не замечу и «тяпну» коньячку вместе с чаем. Предлагали мне деньги за каждое нецензурное слово, но довольно быстро все поняли, что это не «придурь», а моя позиция и после этого зауважали.