- Мы в шутку зовем эту кладовую сокровищницей, - сказал старый надзиратель и в первый раз за все утро улыбнулся, но улыбка сразу же исчезла с его лица, глаза снова погасли.
Есть люди, у которых всегда таится в глазах этот мрак, как будто целиком посвятив себя служению жестокостям мира, они загубили свою душу.
Старик снял со стены один из экспонатов и протянул его мне. Два легких стальных браслета, соединенные легкой стальной цепочкой.
- Вот что теперь носят, если это необходимо.
Ни одна кладовая при конюшне, где хранят сбрую и где повсюду блестят уздечки, удила, шпоры, не могла бы сравниться с этой кладовой. Все четыре ее стены от пола и до потолка были увешаны всевозможными "драгоценностями", сверкающими, как бриллианты: тяжелыми и легкими наручниками, всякими цепями - короткими и длинными, стальными и железными, тонкими и массивными.
- Все это устарело и вышло из моды, - сказал надзиратель.
- А это?
То, на что я указывал, стояло совсем близко: три блестящих стальных бруска, соединенные вверху и широко расставленные у основания, были посередине скреплены поперечными брусками.
- Это треугольники, - сказал он несколько поспешно.
- Вы часто применяете телесные наказания?
Надзиратель посмотрел на меня с удивлением. "У вас не хватает такта", прочел я в его глазах.
- Нет, очень редко, - ответил он. - Только в случае необходимости.
И, не сознавая того, что в его словах выразилась самая суть той системы, которой он служил, суть всех подобных систем, он щелкнул каблуками, как бы салютуя дисциплине и порядку.
Ни в лице старика, суровом, но не злом, ни в его прямой, подтянутой фигуре не было ничего вызывающего отвращение. Но мне вдруг показалось, что мы не одни: неисчислимое множество блюстителей порядка выстроилось рядом с ним, заполнило всю комнату, поднимаясь все выше и выше по живой лестнице, на моих глазах росла внушительная бюрократическая пирамида, подобная стальным треугольникам. Чиновники стояли прямые, подтянутые, и каждый из них произносил: "Только в случае необходимости". Как безукоризненно чисты были линии этой незыблемой пирамиды, как гладко отшлифована ее поверхность! Идеально правильная пирамида из людей, спаянных родством душ, прочная, как древняя каменная кладка, застывшая в своей мертвой, неподвижности. А глаза всех этих блюстителей порядка - голубые, черные, серые и грустные светло-карие - упорно смотрели в одну точку с одинаковым выражением, словно говорили: "Отойдите, пожалуйста, не касайтесь пирамиды".
Повернувшись к треугольникам спиной, старый надзиратель повторил: