— Так мы еще и развлечемся седня! — гогот потенциальных жителей исправительной колонии эхом отражался в стенах спящего дома.
— Еще как, мои сладкие, еще как, — искушающий шепот Рика мигом прервал веселье. Наверно этому способствовал отчетливый звериный огонь в его глазах.
— Ты как всегда прав, мой волчонок, — послышалось из-за спин гопников мурлыканье Влашта, начавшего, как ни в чем не бывало выпускать несколькосантиметровые когти и выбивать ими искры из асфальта.
— Так что, ребятулечки, приступим к развлечениям? — Рик продолжал гипнотизировать глазами кучку потерянных парней.
— Не-не-не понял!
— Это шо за хре. ь?
— Мутанты, б. я!
— Ну шо, хлопцы, и вам пиздарыкы прышлы!
— Сегодня у нас главным пунктом программы кастрация, — торжественно объявили оборотни и погасили единственный фонарь.
В тюрьме Службы Адского Правопорядка как всегда пустовало мало камер. Собственно заключенные были не в классических казематах (туда посадили бухгалтеров и весь финансовый отдел, для большей ответственности, так сказать), а непосредственно в клетках вдоль коридора, по которому сновали работники конторы. Кабинетные крысы и "Похмельные черти" шастали туда-сюда мимо ждущих своего приговора и заключенных в карцерах. Обычно скорость, на которой демоны и нечисть летали мимо нарушителей покоя была близка к скорости Бегемота, убегающего от Геллы с ее сливочными пирожными, купленными втихаря от Мессира.
Но с вчерашней ночи все изменилось. Работники сновали мимо камеры номер 143 чуть притормаживая. Уж больно интересные звуки оттуда доносились. Обычно тут правили бал крики нецензурного содержания, всяческие просьбы и уверения в собственной безгрешности (последних, кстати, работники окрестили между собой "ангелами" и записывали им дополнительную статью за шпионаж на "ту сторону"). А вот пение из-за решетки было настолько мелодичное, душевное…и пошлое, что новый жанр тюремного искусства сразу нашел своего слушателя. Полностью весь репертуар временных жителей камеры слышал только дежурный охранник. Судя по его лицу, его впечатлило на остаток жизни. Немного переделанные песни немагического населения звучали на весь коридор и другие постояльцы отеля для нарушителей покоя уже подпевали под особо понравившиеся мотивчики.
Но, наверно, все же особую остроту полу вою придавало настойчивое упоминание одного небезызвестного демона.
— Хани, ванс оф тру, ай лав юююююю!
— Вот кто-то с гоооорочки спустился, наверно Хананель идет. На нем желеееезные трусарди и расчугууууунный котелок…
— А мой Хаааааани, кинуть палку хочет. А емууууу никто не дает. (мотив укр. нар. песни "А мій милий вареничків хоче") — два оборотня в камере трагически заламывали руки и продолжали живописать нелегкую судьбу адского миротворца.