Я скорчила рожицу.
— Кстати, я тоже.
Эдвард медленно покачал головой и закатил глаза к потолку.
— Я же говорил тебе, ты совсем не видишь себя со стороны. Ты ни на кого не похожа. Ты меня очаровываешь.
Я рассердилась — опять он дразнился.
Он расшифровал выражение моего лица и улыбнулся.
— Принимая во внимание мои возможности, — тихо проговорил он, скромно касаясь своего лба, — могу предположить, что я обладаю более богатым пониманием человеческой натуры, чем большинство окружающих. Люди предсказуемы. Но ты… ты никогда не делаешь того, чего я от тебя жду. Тебе всегда удается застать меня врасплох.
Я смотрела в сторону, мои глаза то и дело возвращались к его родным. Я была расстроена и смущена. Он говорил обо мне как об объекте научного наблюдения. Мне захотелось посмеяться над собой за то, что я ожидала чего-то большего.
— Этот аспект, положим, объяснить довольно легко, — продолжал он.
Я чувствовала его взгляд на своем лице, но у меня не было сил посмотреть ему в глаза — я боялась показать ему свое разочарование.
— Но есть еще что-то, и это что-то трудно выразить словами…
Пока он говорил, я не сводила взгляд с Калленов. Неожиданно Розали, его ослепительно красивая светловолосая сестра, повернулась и посмотрела на меня. Не просто посмотрела — обожгла гневным взглядом холодных черных глаз. Я хотела отвернуться, но не смогла — ее взгляд не отпускал меня до тех пор, пока Эдвард, бросив предложение на полуслове, не издал какой-то еле слышный сердитый шипящий звук.
Розали повернула голову, и я наконец освободилась. Я посмотрела на Эдварда — он не мог не заметить смущения и страха в моих широко раскрытых глазах.
С застывшим лицом он проговорил:
— Извини, она просто очень нервничает. Видишь ли… все это может иметь дурные последствия не только для меня. После того, как мы с тобой привлекли к себе столько внимания…
Он опустил глаза.
— Если?
— Если это… плохо кончится.
Он закрыл лицо ладонями, как тогда, в Порт-Анджелесе. Его страдание было настолько явным, что мне захотелось как-то утешить его, но я совершенно растерялась. Я невольно протянула руку и тут же опустила ее на стол, из боязни, что мое прикосновение только ухудшит дело. Постепенно до меня дошло, что его слова должны были напугать меня. Я ждала, когда придет страх, но все, что я чувствовала, была только боль — его боль, ставшая моей.
А еще я чувствовала досаду на Розали, которая прервала его в тот момент, когда он собирался сказать что-то важное. Я не знала, как опять навести его на этот разговор. Он по-прежнему сидел, закрыв лицо руками.