А я, несмотря на постоянную жизнь под жарким солнцем, оставалась белокожей, и этому не было оправдания в виде голубых глаз или рыжих волос. Я всегда была худенькой, но какой-то немускулистой, неатлетичной. С моей плохой координацией участие в спортивных играх вечно превращалось для меня в череду унижений, к тому же грозило травмами мне самой и тем, кто неосторожно оказывался рядом.
Закончив раскладывать одежду в старом сосновом комоде, я взяла сумочку с банными принадлежностями и отправилась в нашу «коммунальную» ванную, чтобы привести себя в порядок после долгой дороги. Расчесывая влажные спутанные волосы, я смотрела в зеркало на свое лицо. Может быть, дело было в освещении, но я увидела себя бледной и болезненной. Моя кожа порой очень красива — она чистая, почти прозрачная, — но все зависит от румянца. А здесь я стала совсем бесцветной.
Разглядывая свое серое отражение в зеркале, я вынуждена была признать, что не совсем честна с собой. Не только внешность мешала мне вписаться в окружение. Если уж я не смогла найти свою нишу в школе, где было три тысячи учеников, то каковы мои шансы здесь?
Проблема была в том, что я плохо сходилась с людьми своего возраста. Возможно, я плохо сходилась с людьми вообще. Даже мама, самый близкий мне человек на свете, никогда не попадала точно в резонанс со мной. Иногда мне становилось интересно — видят ли мои глаза то же самое, что глаза всех остальных людей? Может, у меня в голове постоянно происходит какой-то системный сбой? Но важна не причина, а следствие. И завтра, увы, все начнется по-новой.
Я плохо спала ночью, несмотря на то, что всласть наплакалась. Постоянный шорох дождя и шум ветра никак не давали провалиться в сон. Я натянула на голову старое выцветшее лоскутное одеяло, потом добавила сверху подушку. Но уснуть удалось только после полуночи, когда дождь почти перестал.
Густой туман — вот все, что утром было видно из окна. На меня накатил приступ клаустрофобии: я почувствовала себя словно запертой в клетке из облаков.
Завтрак с Чарли прошел очень тихо. Он пожелал мне удачи в школе. Я поблагодарила, понимая, что его надежды напрасны — удача меня, как правило, избегала.
Чарли уехал первым — направился в участок, который заменил ему и жену, и семью. Когда он ушел, я заняла одно из трех разномастных кресел, стоявших вокруг квадратного дубового стола, и стала осматривать его маленькую кухню. Стены, покрытые темными панелями, ярко-желтые шкафчики, белый линолеум на полу. Ничего не изменилось. Шкафчики в желтый цвет покрасила мама восемнадцать лет назад — ей хотелось заманить в дом хоть немного солнечного света.