Р'сафа [Resаfe]. Пустыня, невыразимая пустыня. Я пытаюсь нащупать начало, не-пустыню, и поэтому вспоминаю Пиччину Простоволосую, болонскую проститутку, тело которой я познал. Мгновение я рассматриваю этот образ. Потом он уходит. В Дамаске плавные движения сарацинок в длинных робах напоминали мне о ней, и я пытался найти разгадку в этой картине. Приехав к пустыне, я старался обратить всю память плоти именно в то, чего я искал в Сирии, – сосредоточенность и безупречность мысли. Образы Пиччины и женщин в длинных одеяниях вскоре перестали посещать меня, и тогда же я, как сарацин, стал одного цвета с песком. Я покрывал голову и носил широкий белый халат, защищавший от солнца.
Хотя сейчас Р'сафа – всего лишь островок в пустыне, раньше это был Сергиополис – процветающий раннехристианский город, названный в честь римского военачальника Сергия. Он принял мученическую смерть за то, что отказался приносить жертву Юпитеру. Его жизнь, страдания, израненные ноги стали символом борьбы и веры для семерых отшельников. Отказавшись притворяться, будто верит в языческого бога, Сергий упорствовал в своей проповеди Христа, и его заставили пробежать восемнадцать миль по обжигающей пустыне в утыканных гвоздями башмаках. Затем ему отрубили голову. В свою первую неделю в Р'сафа я постоянно думал о боли, крови, ударах, палящем солнце, разорванных стопах, лице в синяках, потрескавшихся губах, шелушащейся коже, плевках и позоре. Почему Христос был так дорог ему, так страшно дорог? Потому что Он – источник смысла, наполняющий каждый день целью – любовью, благими деяниями и спасением, а Сергий не мог жить без этого. Ни на секунду не мог он жить без смысла. Если это верно, то так ли сложно поставить веру выше телесной боли? Подняться над нашим терзаемым прахом?
Странным образом я вспомнил одну из историй Боккаччо, мирской рассказ об обманутом любовнике, который держит свою бывшую возлюбленную обнаженной под яростным солнцем, – и вот она едва жива, ее кожа покраснела, распухла и растрескалась. Я раздумывал, не выйти ли и мне на солнце, но я прибыл в Р'сафа не для того, чтобы умереть. Сирийское солнце – не летнее тосканское солнышко, когда повсюду вода и тенистые деревья. Господи, как они могли так поступить с Сергием? Но это и было ради Господа, Юпитер против Христа. Оправдал ли Христос – и оправдывает ли вообще – убийство во имя Его?
Р'сафа или убивает, или оживляет. В краткой беседе (на латыни) с двумя отшельниками, опекавшими меня (один из них был немцем), я получил все необходимые советы. Покидая свое убежище, надо постоянно сохранять бдительность. Опасности были явными и тайными: в пустыне легко заблудиться или внезапно заболеть, могут напасть волки, пантеры или отряд бандитов, хотя что они могут забрать? Еще ядовитые змеи и насекомые с золотыми спинками. Лучше уж быть покусанным дикими зверями. Я уже почти погиб от ядовитого жала возле Иерусалима. По желанию я мог совершать короткие вылазки в пустыню, но лучше было этого не делать, разве что в полдень, в самую жару, потому что на рассвете выходили опасные твари. Но поначалу я должен был найти укромное место, средоточие молитв и размышлений, внутри обширных руин Р'сафа и построить там укрытие от солнца и хищных зверей – впрочем, не слишком удобное укрытие. Моя задача была ясна – позволить акту мысли восторжествовать над физическими неудобствами. Это дело упорной, целенаправленной медитации.