сопротивление.
Если бы с целью уничтожения верхней и нижней частей города и соединения их в один нам пришлось бы захватить несколько аристократов и держать их в заточении, пока реконструкция не будет завершена, погубило бы это мою душу? А если бы, в худшем случае, тем из них, кто решился бы на вооруженное сопротивление, пришлось умереть, разве не столкнулся бы я с еще большей опасностью? Конечно да – даже если рассматривать их смерти как неизбежные жертвы в столкновении добра и зла. Вот оно опять, это столкновение. Посему вы имеете полное право спросить, а кто, собственно, я такой, я – монах и священник, чтобы решать, что есть добро в мирских делах. Я отвечу, что пути добра и зла не разделяются на два разных порядка существования, духовный и преходящий. Такое разграничение – софистика. Кесарю – кесарево? Но разве кесарю позволено калечить род человеческий, при условии, что он не вмешивается в дела церковные? Странная вольность. Предводители венецианской знати прекрасно знают, что для них добро: отбирать солнце у нижнего города и самим нежиться в его лучах. Как могу я сомневаться, что их понимание – зло?
Я молюсь, чтобы эти вопросы нашли свое разрешение к тому моменту, когда я дойду до окончания моего повествования.
26. [Фальер. Тайная хроника:]
Скандал, вызванный дефектом влагалища у Квирины, бросил тень и на ее младшую сестру, четырнадцатилетнюю Лоредану – необыкновенную красавицу, которая, как болтали в те дни, была прекраснейшим созданием в Италии; я и сам могу подтвердить, что, завидев, как грациозно она идет по улице в дымке шелков и лент, любой мужчина невольно замедлял шаг. Казалось, она излучала чистоту. У нее были глубокие серые глаза, копна каштановых волос, сияющая кожа, чарующая улыбка, безупречные руки с длинными пальцами, прекрасно сложенное тело, прямая и легкая поступь и губы, свежие, словно утренняя роса. И все же ее отцу, сиру Антонио, потребовалось четыре года и королевское приданое, чтобы устроить ее брак. Причиной тому, как говорили некоторые, был скандал с Квиринои; однако многие утверждали, и еще большее количество людей этому верило, что отец тянул с устройством брака Лореданы, потому что так любил и баловал свою дочь, что не мог смириться с необходимостью отдать ее другому. Поразительно, что он отказывался жениться вторично, несмотря на то, что у него не было сыновей – ни законных, ни побочных, которые могли бы унаследовать его имя и состояние, и это в свою очередь вызвало толки о его противоестественной привязанности к Лоредане. Однако, чтобы быть правдивым, я должен прибавить, что он содержал привлекательную любовницу в нижнем городе и, казалось, был в нее сильно влюблен. Таким образом, дочь и подруга, великие радости его жизни, – не считая интриг во Дворце – удерживали его от повторной женитьбы и рождения законных наследников.