На стенах висели огромные картины: три на левой и одна, самая большая, на правой.
Все они были выполнены одним мастером, в очень точной, реалистической манере и имели между собой единую внутреннюю связь — не совсем понятную, по правде говоря.
На первом полотне была изображена сидящая перед зеркалом обнаженная женщина удивительной красоты. Повернувшись вполоборота, она застыла, ведя гребнем по распущенным волосам и ловя в повернутом к зрителю трюмо свое отражение. Великолепная спина была выписана с такой тщательностью, что казалось будто полотно впитало в себя упругость кожи, а локоны выбивались за пространство картины. Зеркало точно передавало позу, прическу и положение гребня, но через тело в нем, как на рентгеновском снимке, явственно проглядывал скелет.
Следующая картина изображала занимающуюся любовью пару в момент оргазма. Сплетенье тел воспроизводилось с фотографической точностью, но и здесь сквозь кожу и напряженные мышцы любовников просвечивались контуры скелетов. Местом действия являлось христианское кладбище, что придавало экстазу характер намеренного святотатства.
Завершала триптих работа, показывающая в том же рентгеновском видении роженицу в момент появления на свет крошечного скелетика. Искаженное страданием, усыпанное бисеринками пота лицо матери, сквозь кожу которого проступали контуры черепа, как бы символизировало призрачную жизнь плоти, за которой следует неумолимая Вечность.
На противоположной стене изображался мистический обряд: то ли жертвоприношение, то ли ритуальная казнь.
У подножья безглазого каменного изваяния стоял круглый жертвенный стол, вокруг которого расположились семь человек в мантиях и высоких, надвинутых на лица клобуках. На столе находилось обезглавленное женское тело, живот и грудь которого испещряли кровавые письмена, по форме походившие на птичьи следы. Руки и ноги жертвы были неестественно вывернуты в суставах и уложены таким образом, что фигура представляла собой знак свастики.
Я подошел ближе и ахнул — передо мной была не картина, а склеенная из частей панорамная фотография. Понятно теперь, почему у девчонок магараджи в мозгах летают.
Липский, тем временем, натянул противогаз, поднял оружие и встал напротив бронзовой таблички, а Хунхуза приникла к стене возле самой двери.
Мы с Анхеликой остановились поодаль и приготовились.
"Computer! Open the door two!" — скомандовал Веник.
Она и распахнулась.
Как его Харерама встретил я не знаю, не разглядел, но, едва проход открылся, Веник заорал своим натуральным голосом: "Password!"
Мы так договорились, чтобы Анхелика мысль прочла.