Единственное мое преимущество было в том, что летел первым классом, тогда как Голливуду достался «эконом». Хотя, он не комплексовал, а заявил, что ему по барабану — хоть в багажнике.
Лукавил, конечно. Только взлетели, он приперся ко мне, до смерти напугав стюардессу мрачной, решительной физиономией.
Та подумала, он идет самолет захватывать и инстинктивно загородилась тележкой. Да что стюардесса — в первый момент даже я струхнул.
— Египтяны-то, оказывается, позорные волки и рожи беспредельные! — заявил Голливуд, плюхнувшись рядом. — Слышь, Химик! В натуре.
Заметив у него под мышкой "Сказки народов мира", я успокоился и подал знак стюардессе.
— С чего это вдруг, дядь Жор?
— Да не вдруг, а всю дорогу! — ожесточился Голливуд. — Ты про Осириса читал, что с ним те мразята сотворили?
— Осириса? Ну, он умер, а потом воскрес, — ответил я, не испытывая особенной уверенности. На самом деле до Осириса я еще не добрался, на Бастет увяз.
— Воскрес! — передразнил меня Голливуд. — Как же, воскреснешь тут… расчленили его, а куски раскидали по всему Верхнему и Нижнему Египету. И кто ты думаешь эту корку отмочил?
— Кто?
— Его же единоутробный братец Сет, бычара, пехота долбаная, отморозок фараонский. На мокрое пошел, да еще с отягчающими: по предварительному сговору, группой лиц, из корыстных побуждений, — он начал загибать татуированные пальцы, — вдобавок, в состоянии алкогольного опьянения. А Осирису невдомек! Приходит к ним как людям, говорит, мол, братва, какие дела, есть ли жалобы на режим содержания, хавчик там, курево. В натуре интересуется, как его младший братишка, живоглот, поживает. Прикинь! Осирис с душой, а те, фраерки гнилые, гробик ему, по тихому, состругали и сидят, гривами кивают: братан, все пучком, базара нету! Сет и эти трое, шакалюги, как их… Амфибис…
Подгадав паузу, стюардесса прикатила тележку и, гостеприимно улыбаясь, предложила закуски
Я накинулся на еду, а дядя Жора, избалованный роскошной кухней казино, подцепил кончиком ножа икринку и продолжил:
— Замочили, гады, по предварительному сговору, группой лиц! Уложили голубчика во гробик и пустили по реченьке Нилу, куда глаза глядят.
— Кто этот джентльмен? — по-английски спросила стюардесса. — Ваш служащий?
С тоской посмотрев на коньяк, я сказал:
— Известный ученый-египтолог. Провел в раскопках около пятнадцати лет, и немного одичал за это время, подзабыл английский. В знак восхищения та приподняла брови и спросила, что он будет пить. — Химик, спроси, чифирку она сможет организовать? — озаботился дядя Жора. — У меня в кейсе, в заначке, двадцать пачек «Цейлонского», высшего сорта.