После этих слов мне осталось только, как выражаются народные сказители, закручиниться.
А Голливуд посмотрел с хитриной, и говорит:
— Не журысь, Химик, самолет-то не прямой, а с пересадкой! В неметчине выйдем, попросим политического убежища. Осядем, торговлишку откроем, Лексевну с Москвы выпишем, а время придет, я еще изумрудами снесусь. Заживем, едрена шишка!
Международный аэропорт во Франкфурте, где мы вскоре приземлились, представлял собой целый город под крышей: с магазинами, ресторанами, местами для отдыха и развлечений. Такой современный Вавилон, где вперемежку бродят тысячи разодетых и полураздетых людей: индусы, африканцы, евреи, цыгане, китайцы и еще богу ведомо какие народы, опознать которые по одежде можно только с помощью энциклопедии. Кто в шубе, кто в шортах, кто с кольцом в носу, кто с корзиной на голове. Толкутся, снуют, болтают на загадочных языках, а посреди них ловко ездят на велосипедах и электромобильчиках аккуратные униформисты, сотрудники аэропорта. Сотрудникам, на таких расстояниях, без специального транспорта никуда не успеть. Пассажиры же путешествовали от терминала к терминалу пешком, либо на неторопливых эскалаторах, благо, вещи таскать не надо. Багаж в этом сказочном аэропорту перемещается с рейса на рейс самостоятельно, по щучьему веленью Как не теряется и не пропадает — загадка.
Хотя, нас с Голливудом это не беспокоило, мы двигались налегке: его пожитки целиком умещались в полиэтиленовом пакете с эмблемой казино, а я, кроме зубной щетки, прихватил только насильно презентованное изделие «Д». Можно было сдать его в багаж, но предпочел держать при себе, чтобы не укокошило ненароком какого-нибудь излишне любопытного грузчика. Сейчас оно болталось на боку, на брезентовом ремне, и, при каждом шаге, чувствительно стукало по колену.
— Молодой человек, — вдруг окликнули меня сзади, — не у вас, значить, продается славянский шкаф?
— Ха! Агент Сатурн на связь не вышел! — глядя мне за спину, просиял вставными зубами Голливуд. — Буржуинам наше с кисточкой.
Я повернулся, и обомлел — Вениамин Моисеевич Липский, собственной персоной. Отожравшийся на экологически чистых харчах, выбритый и одетый с иголочки. Даже не могу сказать, что больше меня удивило: собственно персона, или ее новое облачение, поскольку на Венике висел точно такой же белый костюм, как и на мне самом. Этакий костюмный близнец, переросший брата на несколько размеров.
— Где одежку брал? — спрашиваю, оправившись от шока.
— В «Александере», на пятой авеню, за три с половиной сотни. — надменно отвечает товарищ. — Самый крутой магазин в ньюйоркщине, между прочим. Я теперь только там отовариваюсь.