Энергично протягиваю ей руку:
— Вы самая шикарная женщина во всем Бельгийском королевстве, мадам…
— Брукер.
Я вздрагиваю:
— Как вы сказали?
— Брукер…
— Мать моя родная! А на какой мы сейчас улице?
— Шарлеруа.
Нет, случай, все-таки, самый хитрый парень из всех живущих на земле — этот самый адрес мне только что дал Буржуа!
— Невероятно!
— Что именно?
— Минут двадцать назад я позвонил одному приятелю и спросил, где можно спрятаться. И знаете, что он мне ответил? Посоветовал пойти к мадам Брукер на улицу Шарлеруа и сказать ей: «Крепкий ветер слабому дождю не помеха». Это я от вас, кстати, звонил!
Дамы принимаются охать и ахать, а я еще раз повторяю себе: случай, что ни говори, мастак на все руки!
— Оставайтесь, сколько понадобится! — радушно предлагает хозяйка. — Я пока пойду поищу чего-нибудь перекусить.
Ну и замечательная же она тетка — таких на дюжину тринадцать штук нужно, точно!
Когда мы, наконец, пожелали мамаше Брукер спокойной ночи, в комнате воцарилось неловкое молчание.
— Ну что ж, Лаура, — решился я, — ложитесь на кровати…
— А как же вы?
— Да я тут как-нибудь… на коврике.
Не знаю, случалось ли вам ночевать бок о бок с киской, которую вы знаете лишь несколько часов. Смею вас уверить, эффект прелюбопытнейший!
Успокоившись и почувствовав себя в безопасности, ловлю себя на том, что новое, сложное и противоречивое чувство не дает уснуть — сколько ни кутаюсь в свой коврик, никак не могу прогнать из своей коробчонки для мозгов образ крошки Лауры. Как она сложена!..
Мне уже видится ее прелестное тело, утомленное приключениями этого дня, ее вздымающаяся грудь… Клянусь, других таких грудок во всем Брюсселе не сыскать! Глубокое дыхание напоминает о ее губах… просто сногсшибательных губах! Да что там говорить — у нее все сногсшибательное!!!
Я кручусь на подстилке, как уж на сковородке.
— Вы не спите? — шепчет Лаура.
— Нет.
Вам, наверное, неудобно на полу?
— И не такое бывало…
И опять тишина. Тишина, скрипящая в ушах как несмазанное колесо.
Поднимаюсь и потихоньку двигаю на коленках к кровати, ориентируясь на тепло тела. Неуверенно протягиваю свои шаловливые руки…
— Что вы делаете?! — ее как подбросило.
Хотите — верьте, хотите — нет, но при этих суровых словах я, Сан-Антонио, бывалый мужик, делавший и не таких, первейший волокита — разнюниваюсь, как последний школьник, и принимаюсь блеять что-то типа:
— Лаура, подождите… я… Лаура, — да еще таким дрожащим голосом, что слова застревают в глотке.
Она же куда более решительна:
— Сан-Антонио! Прошу вас… — и твердо отталкивает меня. Что ж, наверное, я не в ее вкусе… А может, у бедняжки в сердце засел какой-нибудь хлыщ, и она поклялась ему в верности до гроба.