— Роман, не горячитесь, я пошутила, не знаю, что это на меня накатило.
Не могла же Инна объяснить ему, что это напряжение последних дней, всякие каверзы Артема Князева, предчувствие того, что поездки по его поручениям добром не кончатся, заставили ее забыться, позволить выплеснуться наружу раздражению. В самом деле, при чем здесь этот мальчик?
— Хватит, Рома, на эту тему, — повторила она.
— Нет, Инна, раз начали, давайте продолжим. Бывает ведь так, что человек жизнь прожил, а вспомнить нечего. Оглянется назад — пустота. Сплошняком вечера с преферансом или с приятелями-доминошниками — тут дело в склонностях. Или попойки и подсчеты, кто сколько употребил...
— Теперь вы злитесь, Роман. — Инна взяла из пачки сигарету, закурила, протянула пачку Роману: — Попробуйте.
— Не курю. — Роман положил сигареты на стол, задержал руку Инны в своей. С той же непривычной для себя обозленностью, с которой говорил раньше, продолжал: — Такие вот преферансисты-доминошники склонны на жизнь жаловаться: и того нет, и это не так, и вот сосед машину купил, а тут на «пузырек» не хватает. Преферансисты — это я образно... Мало ли кто на что жизнь убивает! Мне их нисколечко не жалко. Сами виноваты. А мой отец, сколько я себя помню, всегда работал. И с азартом, с неистовостью, и труд был для него не бременем, а удовольствием, радостью. Я ночью случайно проснусь, а у него в кабинете свет, сидит пишет.
— Да кто он такой, ваш отец?
— Профессор Жарков... Вам эта фамилия ничего не скажет, а тем, кто хоть как-то связан с геологией, очень многое. Вон на той отдельной полке — его труды. Они переведены на пятнадцать иностранных языков, по ним учатся студенты чуть ли не в половине стран мира.
— То-то к вам Князь так прилепился... — протянула Инна.
— Какой князь? — не понял Роман.
— Не обращайте внимания, — спохватилась девушка, — это я совсем про другое, про свое.
— Ну ладно, — начал остывать Роман. — Не понимаю, чего я вдруг расхвастался своим отцом? Но только знаю твердо, — снова загорячился он, — в нашей стране человек всего может добиться. Если сильно этого хочет и умеет потрудиться. А на блюдечке готовенькую симпатичную жизнь никто не преподнесет.
— Вы, как всегда, правы, умный мой рыцарь. — Инна снова была такой, как всегда — насмешливой, уверенной в себе. — Эти истины я усвоила с первого класса. Правда, потом были и другие уроки, но не будем о них говорить. Во всяком случае, сегодня. Уже ведь поздно.
И в самом деле, старинные часы ударили одиннадцать раз.
— Счастливый вы, — с тоской проговорила Инна. — Про своего родителя вот так, по-доброму... А мой, как вы точно выразились, жизнь в пульку проиграл.