— Усилить наблюдение за воздухом! — звучит команда Иванова. — Подходим к вражеской территории.
«Мессершмитт» появился, словно призрак. И тут же на Ли-2 Иванова заработал турельный пулемет Паши Радченко, одного из лучших воздушных стрелков полка, и ШКАСы в хвосте самолета. Фашист, видимо, не был готов к такому отпору. Не сделав ни единого выстрела, он свалился на крыло и, задымив, стал падать.
— Лихо ребята его рубанули! — воскликнул Щуровский. — Глядеть всем в оба! Здесь могут быть и другие.
— До Зрянки две минуты полета, — сказал штурман. — На боевом!
Впереди уже видны подвешенные САБы — экипаж-лидер Иванова осветил аэродром.
— Давай, Николай, — толкнул меня в спину Олейников. — Сыпь!
В темной грузовой кабине пробираюсь к двери, пристёгиваюсь фалой за продольный трос. Вой сирены ударяет по нервам. Рву дверь на себя, холодный сырой воздух с ревом врывается в самолет. Заученным движением хватаю ящики с зажигательными и осветительными бомбами, один за другим они исчезают в проеме двери. Щуровский закладывает вираж, и я вижу аэродром, освещенный мертвым желтовато-белым светом. Фугасные бомбы беззвучно в реве ветра и моторов рвут внизу землю, накрывают строения. Идем на второй заход. Я смотрю вниз. Взрываются цистерны с горючим. Вспыхивают новые пожары. Взлетает в воздух бензозаправщик. Вой сирены. Швыряю за борт листовки — тысячи штук. Ли-2 мягко вздрагивает — отделились наши фугаски. Последний взгляд на землю: море огня, пелена дыма. Нас не ждали. Тем лучше! Захлопываю дверь, пробираюсь к летчикам. Щуровский молча поднимает большой палец — все хорошо!
Однако радовались мы рано. Метеосводка, полученная с земли, настораживала: облачность снизилась, усилился ветер. Когда подошли к аэродрому, погода была ниже всех допустимых минимумов. И все же мы сели. Вышли из самолета, стали считать машины, которые выныривали из тумана и тут же, подсвечивая фарами, садились. Последним сел Иванов, и сразу весь аэродром заволокло серой мглой.
На разборе полетов Осипчук сказал:
— Летать в такую погоду нельзя. Но нужно! И мы будем летать. За Сталинград мы должны отомстить так, чтобы самому небу стало жарко… Тот, кто не уверен в благополучном исходе полета, может отказаться. Никаких мер к нему предпринято не будет, я обещаю.
От полетов не отказался никто.
В начале зимы мощные циклоны раз за разом обрушивались на приволжские степи, таща за собой плотную низкую облачность, туманы, обильные снегопады По всем законам летной жизни полеты нужно было отменить, но на фронте свои законы, а под Сталинградом слово «нельзя», кажется, совсем нами было забыто. Но от неба пощады не жди… И оно не замедлило с местью!