Однажды терпеть бедствие пришлось и нам. Загрузили новый двигатель, чтоб везти в Новоалександровск, что восточное Кропоткина. Взлетели. Через полтора часа полета в правом двигателе температура масла поднялась до 120 градусов, давление его упало до нуля.
— Что делать будем? — Щуровский поглядел на меня и Олейникова.
— Выключать надо, — сказал Олейников.
— Ладно, выключай. Попробуем на одном дотянуть до аэродрома у Сосновки, севернее Тамбова.
Александр Дмитриевич Щуровский, командир нашего 1-го авиаотряда 2-й эскадрильи, не любил много говорить. Он предпочитал делать дело. Крепкий, выше среднего роста, всегда подтянутый, собранный, он уважал порядок и аккуратность. К членам экипажа был требователен, расхлябанности не прощал. Мне нравилось с ним летать. Он никогда не занимался мелочной опекой, не донимал придирками, доверял техникам. В неожиданных ситуациях в небе не терялся. Вот и теперь он лишь покрепче перехватил штурвал, чтобы помещать уходу самолета с курса из-за несимметричной тяги. Мы шли со снижением.
— Не дотянем, — сказал штурман. — До Сосновки не дотянем. Высоты не хватит.
— Вижу, — проговорил Щуровский. — Будем искать подходящую площадку.
— Хутор Красный впереди, — сказал А. Т. Пустовойт. — В восемнадцати километрах от аэродрома. Рядом с ним пашня.
— Там и сядем на вынужденную, — принял решение командир.
Аккуратно, мягко, будто при показательном полете он посадил машину с одним работающим мотором на вспаханное поле рядом с хутором. Нашли неисправность.
— Смешно, — сказал Щуровский. — Есть новый двигатель на борту, а лететь не можем. Близок локоток, да не укусишь…
Притащили обломки жердей, доски с колхозного полевого стана, устроили подмостки. Размонтировали винт. Вес его полторы сотни килограммов, и, чтобы снять, пришлось всему экипажу потрудиться. Заменили уплотнения, вернули винт на место. Теперь нужно менять поршневые кольца. Даже на базовом аэродроме эта операция относится к числу весьма непростых. Здесь же, в открытом поле, где на ненадежных подмостках висишь, как воробей на ветке, выполнить ее втройне тяжело. Но на фронте говорили «надо», и никогда не оставалось места для «нельзя». Прошли сутки, как мы вылетели из Монина. Ремонтируем самолет. Дает о себе знать голод.
У женщин, пахавших неподалеку на коровах поле, попросили картошки. Взамен дали им немного бензина. Сварив картошку, съели ее без соли и хлеба. Ремонт закончили поздним вечером и лишь на рассвете с влажной пашни с трудом взлетели и взяли курс на Сосновку. Но там для нашего Ли-2 не нашлось горючего. Пришлось переночевать в избе на разостланной на полу соломе. Только к вечеру доставили бензин и полетели в Новоалександровск.