-- Василий Иванович! Я очень благодарен! Действительно, это решает все мои проблемы.
Я улыбнулся и добавил:
-- Правда, кроме одной. Я тут накопил грехов на душе за жизнь свою, и надо бы их отмолить перед смертью.
-- Ну, я всю твою жизнь не знаю, но я почему-то уверен, что ты никого не убивал, не разорял, не оклеветал, девственниц не развращал. А грехи твои настолько естественны, что их любой поп тебе отпустит.
И генерал довольно расхохотался.
-- Василий Иванович, вот в том-то и беда, что не верю я в отпущение грехов от попа. Я сам грешил, сам и должен просить прощения у Бога.
Генерал посуровел.
-- А вот это страшнейший грех! Какая гордыня! Я, дескать, подсуден лишь Богу, а в церковь не верю.
-- Почему же не верю? Я в церковь хожу, и молюсь по православному канону.
-- Нет, не веришь! Христос ведь ради того к нам сходил, чтобы нам, грешным, помочь, и оставил Святую Церковь после себя. Ты в гордыне своей полагаешься лишь на свои силы. А Дьявол все равно сильнее тебя, и ты сам себя лишь загубишь.
Я смутился, и у меня неожиданно вырвалось:
-- Грешен, батюшка!
Суворов подобрел и улыбнулся:
-- Ну, знаю я хорошего батюшку, отвезу тебя на месяц к нему на покаяние, он тебя на путь истинный наставит. Он строг, но умен и добр.
-- Спасибо, Василий Иванович!
-- А теперь вернемся к делам. Я тебя, грешник, знаю! — по-доброму ругнулся Суворов.-- Ты ведь время тянул, чтобы обдумать решение.
Меня громом поразило слово <<Решение>>. Вот он, решающий момент! И вдруг я уверенно сказал.
-- Есть решение, но я должен еще кое-что рассказать.
И я рассказал о выступлении Канта. Я попросил как личное одолжение в ходе решения проблемы направить Канта в Мемель (я злорадно подумал, что он никогда не выезжал никуда, а тут будет ему месть!)
Суворов расхохотался и неожиданно для меня сказал слова из сна:
-- Правду паписты говорят: черт лжет, даже говоря правду! А я добавлю: как это доказал честнейший профессор.
Мы обсудили детали, и разошлись довольные.
***
Вся академическая составляющая университета собралась на новое собрание. Как и всегда на таких собраниях, Суворов говорил на чистой классической латыни. Суворов поблагодарил всех за покорность указу монархов и объявил, что он всех назначает исполняющими те же должности с тем же жалованьем и привилегиями, кроме права избирать новых членов и по своей воле уходить в отставку. Все поуспокоились.
Суворов достал еще одну бумагу.
-- А теперь я зачитаю именной указ о создании в городе Иркутске Сибирской Академии наук как отдела Петербургской императорской академии.
Собрание сначала недоумевало, какое это имеет отношение к Кенигсбергскому университету, затем в середине длиннющего указа вроде бы сообразили, что от них потребуют посылки нескольких ученых в Сибирь, но условия для сибирских академиков были оговорены в указе действительно царские, и молодые магистры уже начали шушукаться, а не поехать ли туда?