Четверо членов Политбюро переглянулись.
– Медицина должна сделать все возможное… – торжественно начал Маленков.
– …и даже невозможное… – добавил Каганович.
– …возможное и даже невозможное, – согласно кивнул Маленков, – чтобы наш дорогой вождь товарищ Иосиф Виссарионович Сталин поправился.
– Медицина бессильна, – возразил академик Виноградов усталым голосом приговоренного галерника, которому уже все равно терять нечего. – Он может прожить еще час, максимум два. Не больше. Можете меня расстрелять за саботаж, но любой врач в данной ситуации скажет вам то же самое…
– Расстрелять? А почему бы и нет?
Все вздрогнули.
Голос, донесшийся от входной двери, мог принадлежать только одному-единственному человеку.
– А, Лаврентий, мы тебя заждались, – проговорил Хрущев, стараясь, чтобы его голос предательски не дрогнул.
Берия, широко шагая, приблизился к постели умирающего. За ним семенил низкорослый человечишко в шоферских крагах и шинели с голубенькими лычками.
– Уже скончался? – отрывисто спросил Берия, обращаясь к помертвевшему академику Виноградову. Академик помотал головой.
– В сознание приходил? Тот же отрицательный жест.
– Ясно, – задумчиво произнес Берия и щелкнул пальцами. – Эй, Хрусталев!
– Слушаю, Лаврентий Павлович! – преданным тоном сказал человечек в шоферских крагах.
– Жди меня в машине. Мотор не глуши, через пятнадцать минут поедем.
– Есть! – щелкнул каблуками преданный Хрусталев и испарился.
Берия окинул взглядом всю комнату разом, задержался глазами на картинке с пионеркой и козликом, хмыкнул, а затем приказал медсестрам и академику:
– Прочь отсюда. Вернетесь, только когда я уеду.
Медсестры в три секунды выкатились за дверь.
Академик Виноградов поднялся со своей табуретки и начал было неуверенно:
– Но мы не имеем права оставлять…
Берия с любопытством посмотрел на Виноградова:
– Первый раз вижу человека, который добровольно напрашивается на 58-ю статью… Выйди по-хорошему. Сам ведь сказал, что медицина бессильна. Считаю до трех. Раз.
Подобрав полы халата, академик покорно проследовал к выходу. Когда дверь за ним закрылась, Берия негромко объявил четверке:
– И вас я попрошу оставить меня минут на десять. Я хочу сам, без ваших постных рож, попрощаться с Кобой.
Маленков сказал осторожно:
– Уверяю, Лаврентий, мы с Никитой, Лазарем и Анастасом тебе не помеха. И у тебя ведь не может быть никаких секретов от партии…
– Пошел на хер, Маланья, – нетерпеливо прервал его Берия. – От партии у меня нет секретов, а от вас – есть. Откуда мне знать, не вы ли вчетвером уморили нашего вождя? Почему, например, так поздно вызвали академика?