– Вы – профессор Отто Ган? – с порога поинтересовался гость. Несмотря на солидную комплекцию, голос пришельца оказался неожиданно тонким и визгливым.
Профессор встал из-за стола и сделал шаг навстречу гостю.
– Да, вы не ошиблись, – холодно произнес он. – Простите, с кем имею удовольствие…
Бывший гауптман коротко представился. Фамилия ученому решительно ничего не говорила. По всей вероятности, бывший вояка надеялся найти работу на факультете и желал получить совет или протекцию.
Вакансия лаборанта – последняя из оставшихся – была заполнена две недели назад. К тому же герр Отто сомневался, что пришелец с тростью согласился бы мыть пробирки и готовить к опытам лабораторный стол.
– Если вы пришли насчет вакансии… – начал было ученый.
– Нет, – бесцеремонно перебил его гость. – Я интересуюсь наукой и пришел поговорить с вами о вашем радии. Вы ведь занимаетесь радием, не так ли?
– Торием, а не радием, – печально поправил Отто Ган хромого гауптмана, интересующегося наукой. Он уже понял, какого сорта будет разговор, и в очередной раз за это утро почувствовал тоску. Гость был, без сомнения, безумцем. Одним из сотен и сотен ветеранов войны, которым четыре года на передовой окончательно свернули мозги набекрень. Все они читали газеты, были очень бедны, очень деятельны и имели в запасе массу гениальных прожектов. «Бьюсь об заклад, – подумал профессор Ган, – что он сейчас предъявит мне газетную вырезку…»
– Торием, радием… Какая разница! – отмахнулся пришелец. Широко шагая, он приблизился к профессорскому столу, небрежно отодвинул в сторону бумагу, чернильницу, лабораторную посуду. После чего развязал тесемки своей папки и высыпал на стол целый ворох газетных вырезок. Здесь были статьи из солидных еженедельников – и одновременно с этим из бульварных газетенок и журнальчиков, чуть ли не из «Люстиге Блеттер». Бумажную пирамиду увенчала та самая глупая заметка из «Берлине Тагеблатт», которая в свое время так развеселила коллег по физическому факультету. При виде этой вырезки тоска профессора Гана усилилась. Тем более что, как он успел заметить, статья была вся исчеркана красным карандашом.
– Если вы пришли по поводу этой заметки, – поспешно проговорил ученый, – то к измышлениям корреспондента я абсолютно не причастен. Он переврал все, что можно было переврать. То, что он сообщил якобы от моего имени о природе изотопного обмена, – полная бессмыслица.
Гауптман, не слушая хозяина кабинета, приставил свою трость к столу и принялся ворошить свои вырезки. В конце концов он нашел то, что хотел, и деловито сказал: