Я повернулся. Глаза мои уже успели привыкнуть к скудному здешнему освещению, и я смог рассмотреть предполагаемого господина Бредихина. Для своих семидесяти шести он сохранился неплохо. Конечно, морщины. Конечно, залысины. Но руки, держащие двустволку, почти не дрожат. И есть шанс, что он не спустит курок рефлекторно – просто потому, что у него зачешется указательный палец.
– Так вы, выходит, не от Оливера заявились? – задумчиво осведомился человек с ружьем. – То-то я смотрю, лицо незнакомое. Оливеровскую команду я вроде знаю, да и зрение, слава богу, еще в порядке…
– Рэкет? – спросил я с чисто профессиональным интересом. Любопытно было узнать причину наезда. Старик, прямо скажем, не производил впечатления какого-то особенного богача. Как раз наоборот. – Местные бандиты, что ли?
– Сволочи местные, – кратко ответствовал хозяин, однако в подробности почел нужным не вдаваться, а я и не настаивал. – Итак, что же понадобилось от меня КГБ? Решили, наконец, привлечь за анекдот, рассказанный мною в одна тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году?…
У дедули было чувство юмора, хотя и мрачноватое. Под стать всей обстановке в избушке.
– Почти угадали, Николай Федорович. Решили, что пора, – произнес я протокольным голосом. – Ну, а если серьезно… – И я, не вдаваясь в детали, рассказал о событии на улице Алексея Толстого.
– А ну-ка покажите снимочек! – Бредихин сменил гнев на милость и даже отставил в сторону свою берданку. В голосе его я, однако, не уловил никакого особенного сочувствия к покойному.
Я опустил, наконец, руки, вытащил из кармана заветный обрывочек и дал его Бредихину. Тот подошел поближе к настольной лампе и принялся внимательно разглядывать фото.
– Вот они… – проговорил он с непонятной интонацией. – Киты… Зубры… У всех Сталинских премий, как грязи. Дачи… Звездочки… Жратвы навалом было, из распределителей. А нам бросали подачки, куски со стола. Хорошо пройдут испытания – гуляй, Ванька, от рубля и выше. Ошибочка выйдет – с кашей слопают и косточек не обглодают… Да и кто бы наши косточки там заметил…
– Значит, вас на этой фотографии не было? – уточнил я, вежливо прерывая мрачные стариковские излияния.
Бредихин злобненько захихикал:.
– Где уж нам уж выйти замуж… Так высоко я не летал. Это все им – премии, ордена, звездочки. Пайки всегда самые жирные…
Старик явно начал повторяться. Очевидно, несправедливость, допущенная по отношению лично к нему лет пятьдесят назад, глубоко его перепахала.
– А кто, по-вашему, мог быть еще на этой фотографии? – поинтересовался я у Бредихина. Была надежда, что он-то может знать. В слове злопамятность есть слово память. Чем черт не шутит…