У матери был свой замысел. Однажды утром, приласкав Жозефа, который делал набросок для огромной картины, написанной им позже и оставшейся непонятой, Агата решилась громко сказать:
— Боже мой! Что-то он теперь делает?
— Кто?
— Филипп.
— А! Чего уж там... Молодчик терпит и голод и холод. Но это заставит его образумиться.
— Но он уже знавал нужду и, быть может, из-за нужды так переменился. Если бы не его несчастья, он был бы хорошим...
— Ты думаешь, мама, что он хлебнул горя во время своего путешествия? Ошибаешься, он веселился в Нью-Йорке, как потом веселился и здесь.
— Во всяком случае, если он страдает где-то поблизости от нас, это ужасно...
— Да, — ответил Жозеф. — Что до меня, то я с удовольствием дал бы ему денег, но видеть его я не хочу. Он убил бедную маменьку Декуэн.
— Значит, ты не написал бы его портрет? — спросила Агата.
— Ради тебя, мама, я готов перенести такую муку. Я буду помнить только об одном: что он мой брат.
— Его портрет в форме драгунского капитана, верхом на лошади...
— Да, ведь у меня написана копия с лошади Гро, и я не знаю, что с ней делать.
— Отлично, сходи к его другу, узнай, что с ним сталось.
— Схожу.
Агата встала, уронив на пол и свое рукоделье, и ножницы; она поцеловала Жозефа в голову, и две слезинки незаметно скатились на его волосы.
— Этот молодчик — твоя страсть, — сказал он. — У каждого из нас есть своя несчастная страсть.
К вечеру, в четыре часа, Жозеф отправился на улицу Сантье и застал там своего брата, который заместил Жирудо. Старый драгунский капитан перешел кассиром в еженедельный журнал, основанный его племянником. Фино оставался хозяином маленькой газетки, только стал издавать ее на паях, удерживая в своих руках почти все паи, однако ж официальным редактором-издателем был один из его друзей, некто Лусто, племянник г-жи Ошон, так как он был сыном того самого иссуденского помощника интенданта, которому отец г-жи Бридо некогда угрожал местью.
Чтобы угодить своему дяде, Фино взял к себе Филиппа в качестве его заместителя, правда, уменьшив наполовину жалованье. Кроме того, каждый день в пять часов Жирудо проверял наличность кассы и забирал с собой ежедневную выручку. Инвалид, служивший в конторе и выполнявший поручения, в свою очередь, присматривал за своим начальником Филиппом. Впрочем, Филипп вел себя благонравно. Шестьсот франков жалованья и пятьсот франков орденской пенсии позволяли ему жить недурно, тем более что день он проводил в теплом помещении, а вечера в театрах, куда ходил бесплатно, и должен был заботиться только о пропитании и жилье.