Неприятностей от любвеобильных итальянских мужчин у меня нет, потому что я путешествую с папой и четырьмя братьями, которые берегут меня как зеницу ока, словно я ценный груз, доставляемый в «бринксе».[43] Если я отхожу на несколько шагов от семьи, чтобы посмотреть туфли, выставленные в витринах магазинов, окружающие мужчины кажутся мне стервятниками, в готовности кружащими над черствым рогаликом, чтобы склевать его как самое лучшее лакомство. Но папа тут же подходит ко мне и пристально смотрит на них, и они незамедлительно растворяются. Я не единственная, на кого обращают внимание итальянские мужчины. Даже маме часто свистят вслед. А когда один итальянец попытался помочь нашей безобидной на вид Розмари, пока мы садились на поезд, она рявкнула на отличном бруклинском диалекте: «Руки прочь, негодяй, пока я тебе не врезала!»
Пока мы едем из Рима в Венецию, я с тяжелым сердцем гляжу на Адриатическое море рядом с городом Римини. Дорога словно лентой опоясывает побережье, белый песок едва различим, потому что каждый сантиметр занят людьми и зонтами с оранжевыми, белыми, зелеными и розовыми полосами. Там, где вода набегает на берег, песок сверкает на солнце. Дома, выкрашенные бледно-розовым и небесно-голубым, ютятся у подножий холмов, словно блестки на шелковом платье. Воздух, несмотря на жару, свежий и прозрачный, наполнен ароматом ярко-красных апельсинов, которые выращивают почти в каждом местном саду.
Прожив всю свою жизнь в городе, в окружении кирпичных стен и булыжных мостовых, я и не подозревала, что водные просторы так манят меня, так много для меня значат. Я гляжу на Адриатическое море и думаю о моем доме в Хантингтоне. Интересно, нанял ли уже Джон рабочих, начали ли они закладку фундамента, а может, они уже возводят стены. Джон заверил меня, что мы сможем переехать в дом сразу после свадьбы.
Поезд медленно подъезжает к станции «Фаенца», дети носятся вдоль состава, собирая монетки, которые пассажиры выбрасывают им из окон. Война закончилась шесть лет назад, но все еще можно видеть, что итальянцы не до конца справились с ее последствиями. По сравнению с ними мы выглядим просто богачами в наших простых, но опрятных ситцевых платьях и белых перчатках, а на них надеты разваливающиеся башмаки и перешитая из взрослой одежда.
Я вижу босоногую девчушку в нижней рубашке и белых штанишках до колена. У нее загорелая кожа, черные волосы и блестящие не солнце глаза. Розмари прислоняет лицо и руки к окну и пристально разглядывает девочку, пока на поезд садятся остальные пассажиры. Я понимаю, что она думает о своей дочери, гадая, что Мария Грейс сейчас бы делала: пыталась сесть, ела макароны, или у нее прорезался бы первый зуб.