Говорят, что тот, кто долго живет далеко от родины, заболевает ностальгией. Что это за болезнь — не знаю. Но, наверное, что-то похожее на мучительную тоску по работе. Знал бы тот младенец, какая это жестокая пытка!
x x x
— Таня, не пытайся угадать мои мысли.
— Я не угадываю, я знаю.
— Ну и что?
— Не принимай неудачу с письмом как поражение. И я уверена, что, будь твоя нога здоровой, ты бы научился писать. Но что делать?.. А я разве плохой секретарь?
— Отличный. Но где мне взять уверенность, что я еще что-то могу?
x x x
Вчера мужчина спешил к автобусу. Запыхался, мокрый весь, на работу опаздывал. Подбежал, и… дверь закрылась, машина уехала. Как он, бедолага, ругался! Я стоял рядом и от зависти чуть не плакал. Я-то никуда уже не опаздываю, меня никто и нигде не ждет.
Город секли грозы. Поздние, ярые… Столбами вздымался песок в переулках и островками оседал на асфальт, грузный, недвижимый, пришпаренный косым дождем.
Таня боялась грозы. Раскат грома наводил на нее панический страх. Она, как ребенок, забивалась в угол, укрывала голову, затыкала уши и дрожащим голосом спрашивала: "Сережа, кончилось?" Сергей не понимал ее страха. Более того — он неожиданно почувствовал, что во время грозы ему трудно сидеть на месте, его неудержимо тянет на улицу. Что-то созвучное своей душе, своим мыслям и чувствам находил он в диком неистовстве природы. Но что? Сергей и сам не мор понять. Может быть, ему хотелось вот так же буйно, свободно и широко излить свою душу, высказаться о чем-то сокровенном, что глубоко сидело в нем и настойчиво просилось наружу.
Вспомнил Сергей свой давнишний разговор с Егорычем. "Трудно держать в себе все пережитое, перечувствованное, — говорил старик. — И даже будет такой момент, когда не высказаться, не поделиться с большим кругом людей своими думами станет невмоготу. Человека потянет к бумаге. Ты не исключай этой возможности, Сережа".
"Соломинку подбрасывает Егорыч, — думал Сергей. — Заблуждается по своей доброте душевной. Кроме всего прочего, чего у меня нет, чтобы излить свою душу, нужны еще и способности. А их не приобретешь, с ними рождаются".
После смерти Ларина Сергей несколько раз возвращался мысленно к тому разговору. Но дальше заключения о том, что из этой затеи ничего не выйдет, не шел.
Однажды он вспомнил, как в школе, в порыве гнева за несправедливо (по его мнению) поставленную двойку, он тут же, на уроке, глотая слезы, сочинил стих. Стихотворение было длинным, злым и нескладным. На общешкольном собрании секретарь комсомольского бюро, девчушка с куцыми косичками, во всеуслышанье дала Сергееву творенью оценку и в качестве первого гонорара потребовала объявить поэту строгий выговор с занесением в личное дело.