— Не берусь судить о том, где правда, где художественный вымысел в его исторических фрагментах, но постельные сцены там сильные! Предательство, кровь, вера и эротика — крутой коктейль, Анюта! — Лена облизнула губы и прокашлялась:
— И всё это мимо меня! Доверили какой-то грымзе Нине Иосифовне. Я против неё ничего не имею, переводы качественные, но сухие, больше научные. Ха, представь, Анька, занятие любовью с её подачи: " Он прикоснулся губами к её губам и к утру они проснулись в объятиях друг друга…" Всё. При дословном переводе самого Франца: "…Он заглотил её язык и вонзил ей… между…" Фу, гадость, конечно.
— На то вы и творцы, чтоб красивые слова подбирать. Ты сама-то как бы описала этот нехитрый коитус?
Лена переплела пальцы на груди и, выставив локти вперёд, задумалась.
— Я бы написала так… "Она лежала, широко раскинув ноги и тяжело дыша. Воздух пропитался страстью и жарой. Он стоял перед ней голый, потный, горячий и втягивал воздух ноздрями, как буйвол перед схваткой. Капельки влаги на её животе искушали его язык…"
Я дёрнула Елену за косу:
— Неплохо. Держишь в напряжении, возбуждаешь. Но не многовато ли эпитетов?
— Не знаю, всё ж лучше, чем ничего. А читатели Франца в русском переводе так и не узнают о его сексуальных подвигах.
— Как я им сочувствую!
— Не смейся. В романе есть душераздирающая сцена прощания палестинской девушки-камикадзе с возлюбленным. Они всю ночь нежно ласкают друг друга, а утром она венчает живот, в котором матери вынашивают будущее, поясом шахида, начинённым тротилом, и подрывает себя вместе с целым автобусом израильских школьников. По её вере, смерть ради смерти врага — прямая дорога в рай. Нелюбовь…
Лена была права, если переводить произведение выборочно и удобоваримо для себя, своей ментальности, может получиться тягомотина и скукотища. Сколько такой требухи с зазывными аннотациями пылится на прилавках вокруг. И никто в этом не виноват кроме нас самих.
— Не унывай. Попробуй писать сама, — мне очень понравилась эта мысль. — У тебя получится, я уверена. Представляю, как на обложке будет красоваться твоя фамилия. Твоя, а не какой-то Джейн Смит. Сейчас тебя нет даже на титульном листе, хотя мы с тобой знаем, что львиная доля успеха книги — в таланте переводчика.
Моя подруга внимательно разглядывала свои руки, словно в них заключался ответ на все вопросы.
— Я не смогу… У меня нет жизненного опыта.
— Чего нет? Какого такого опыта? Тебе необязательно ссылаться на свою жизнь. Фантазируй, рождай миру образы. Представь, как это здорово — не привязана к чужому тексту, вольна сама вершить судьбами.