Нина, Ниночка... (Горчаков) - страница 2

Русская природа — вот ее первая религия.

Пятнадцатилетней Нине крепко повезло в жизни — родители взяли ее на Волгу, дали ей возможность испить воды из матери русских рек и прикоснуться сердцем к родной земле, ощутить свою кровную связь с волжской деревней — родиной ее предков. Она научилась плавать и грести, по-бурлацки тянуть бечеву, ловить рыбу, полюбила лес с костром и шашлычком. Можно сказать, что ее жизнь началась с леса и лесом кончилась.

«Всю ночь не спала — стояла на носу парохода и смотрела на Волгу. Тьма, ветер. По небу бежали тучки. Между ними загорались и гасли звезды, но было в этом что-то тревожное и таинственное. А внизу, во тьме, грозно шумит и плещется Волга… Только огоньки впереди — белый и красный, и меж ними наш стремительный бег сквозь бурную, шумную ночь…»

Это словно пролог, увертюра к той буре, что оборвет и дневник и жизнь Нины.

Любовь к природе, к родному краю вызывает поэтическое чувство в душе юноши или девушки. В душе пробуждается поэзия. Тянет к стихам, к книгам. А книги раскрывают огромный мир искусства, зовут к музыке, к живописи. Вот этот путь и прослеживает Нинин дневник — путь к подвигу.

Нина вовсе не была примерным, образцово-показательным ребенком, отличницей. Попав в озорную компанию, она любила поозорничать. «Вне школы мы самые разухабистые: звонить в подъезды, кататься на трамвайных буферах, прицепляться к ломовикам, скверно ругаться — вот наши занятия». Загоралась она как порох. Лезла в драку с мальчишками. Никого не боялась. Дерзила родителям. И ничего с ней не могли поделать ни дома, ни в школе, пока она сама не выправилась, не потянулась жадно к знаниям, резко оборвав дружбу с никчемной компанией. Когда одной из первых в классе она вступала в комсомол, уже никто на нее не жаловался. Комсомольской книжечкой она всегда гордилась, берегла комсомольскую честь. В классе ее выбрали старостой, нагрузили по комсомольской линии работой с октябрятами.

«Все же надо сознаться, что у меня жуткий характер. Я не переношу, когда со мной грубо говорят или кричат… я вспыхиваю». В дневнике писала она сначала больше о себе, чем о времени, но с каждой тетрадкой дневника время все упорнее вторгалось на его страницы. И рядом с игрой в фанты и «флирт цветов» и первыми танцами и поцелуями с мальчишками она вспоминала о потрясшей ее смерти Максима Горького, книги которого она, портя глаза, читала по ночам.

«Недавно умер Николай Островский, — сокрушенно писала она подруге по летним каникулам, проведенным на Волге. — Мы ходили смотреть его в гробу. Он умер тридцати двух лет. Ты читала его книгу «Как закалялась сталь»? Если нет, то прочти. Замечательная».