— Мама, — зову я, но она не отвечает.
Ничто в ее глазах не выдает, что она меня узнала. Они пустые.
Моргун по-прежнему смеется.
И вдруг ее рот открывается — щелк! — будто опустили подъемный мост.
И наружу выплескивается…
Цвет.
Я проснулась и, спотыкаясь, кинулась через комнату, давясь слезами и рвотой. Глаза были широко раскрыты, но все, что я могла видеть, — это цвет; он выходил далеко за пределы зрения, он заслонял все. Я ухватилась за выключатель, нажала — без толку. Побрела через горы хлама, мечтая дорваться до стакана воды, до чего-нибудь, — и споткнулась, растянулась во весь рост, стукнувшись головой о деревянную ножку кресла. Несколько минут я лежала на полу, дожидаясь, когда сгинет цвет, когда отпустит боль.
Когда цвет пропал, я нашла в себе силы подняться и начала различать предметы в темноте. Пробравшись на кухню, включила там свет и пила воду из-под крана, стакан за стаканом, пока живот не отяжелел, как наполненное до краев ведро. Таких снов еще не было. И я не видела маму во сне с тех пор, как она умерла.
Ну все, я дошла. Нужен массаж. Часы на кухне показывали 4.27. Не могу же я звонить Стефу в такое время.
Или могу?
Желтый мобильник лежал на кухонном столе.
Трубку сняли после третьего гудка.
— Алло?
— Стеф? Стеф, это я. Кэт. Слушай, извини, что так вышло в воскресенье… Я…
— Кэт… Кэт, это не Стеф. Это Джимми.
— Ой, Джимми… Прости, пожалуйста, что побеспокоила. Мне нужно поговорить со Стефом, если он дома.
Пауза. Неловкая, тяжелая. — Джимми? Он дома? Мне неловко просить тебя разбудить его, но…
— Кэт, его здесь нет. Он арестован.
5
— Я хочу видеть Стефана Муковски.
У дежурного сержанта было худое лицо и по-девичьи пухлые губы. Он состроил недовольную мину:
— Стефан Муковски? — И бросил взгляд на список, приколотый к доске. — У нас такого нет.
— Извините. Я хотела сказать — Стивена Мура. Мне нужен Стивен Мур.
Сержант вздернул бровь. Потом пробежал ручкой по списку.
— А, да. Стивен Мур есть.
— Пожалуйста, я могу его видеть?
— А вы кто?
— Его подруга.
Сержант окинул меня оценивающим взглядом и отошел от решетки, через которую мы разговаривали. Миновав длинный ряд шкафов, столов и мониторов, подошел к женщине со строгим пучком и с огромными подкладными плечами; она листала какие-то бумаги.
Я целую вечность стояла и от нечего делать глазела по сторонам. Высокий сводчатый потолок, паркетный пол. Вдоль стен тянулись скамейки, на некоторых свалены чьи-то вещи. Девочка-подросток с размазанной по щекам косметикой вытирала лицо салфеткой, приятель что-то шептал ей и похлопывал по плечу. Напротив сидел крепко сбитый азиат — спина выпрямлена, руки скрещены на груди, на лице не отражается никаких чувств. В дальнем конце комнаты, в напряжении держа друг друга за руки, на скамейке застыла пара средних лет — оба худые, бледные.