Я припарковалась напротив дома Стефа. Терпеть не могу оставлять здесь машину. Может, Фурнье-стрит и Фэшн-стрит и стали на что-то похожи, когда хиппующие молодые художники и киношники перебрались следом за Гилбертом и Джорджем[5] в большие старинные дома со ставнями, но на Брик-лейн ты по-прежнему как на передовой. Здесь так и кишат орущие по ночам придурки, на углах ошиваются проститутки и всякий сброд выползает из индийских ресторанчиков, чтобы подраться в канавах. Прошлым летом в квартиру Стефа забрались два типа, которые облазили по крышам всю улицу, взламывая люки. До сих пор с моей машиной здесь ничего не случалось, но это всего лишь вопрос времени.
Пшикнув пару раз освежителем для рта, я вылезла на тротуар и заперла машину. В воздухе висела крепкая смесь запахов — масала, корма, карри.[6] От одного из ресторанчиков ко мне уже спешил официант с меню в руках, но я отмахнулась и зашагала к дверям дома 134А. Квартира прямо над «Ле Тай», модной пурпурно-раззолоченной пивнушкой. Я позвонила.
— Да? — отозвался по интеркому голос Стефа.
— Это я.
— Кэт! Сладенькая…
Раздался гудок, я открыла дверь и поднялась наверх. И вот я уже у него в объятиях, мы целуемся, прислонившись к стене. Во время поцелуя Стеф никогда не закрывает глаз. Я вдыхаю запах, который так люблю, — его кожи, его шеи, его волос. Этот запах трудно описать — напоминает только что открытую бутылочку чернил. Мне не хватало его. Я потянулась, чтобы взъерошить копну белокурых волос Стефа, и он тотчас отпихнул меня. Терпеть не может, когда я лохмачу его волосы.
— Кэт, выглядишь…
— Ага, знаю. Ты еще посмотри, что у меня под этим.
Я взяла Стефа за руку, чтобы отвести его наверх, в спальню, но он вырвался:
— Обнаглела! Является… сколько там? Без четверти одиннадцать, когда ужин чуть медным тазом не накрылся, — и прямиком в койку?
О господи. Он занимался стряпней. Я уловила запах, плывущий из кухни. Похоже, это… жареный цыпленок. Стеф сиял от гордости, на щеках играли ямочки. А все по моей вине. Нечего было перед самым его отъездом устраивать ему взбучку за то, что он никогда для меня не готовит.
— Дружок, но ведь целых три недели! Три недели без секса! Я же на стенку лезу. Со мной такое творится — слов нет.
— Не сомневаюсь. — Ямочки стали еще глубже. Он сдул со лба прядь волос. — Но я как проклятый у духовки пахал. Пошли.
Мне оставалось только последовать за ним на кухню, очень сомневаясь, что смогу проглотить еще хоть кусочек.
В прихожей высилась целая гора коробок, похожих на обувные.
— Это что такое? — спросила я.