С этим письмом в Кремль был отпущен пленный поляк. Письмо он доставил, как и было поручено главе сапежинцев полковнику Стравинскому. Стравинский и полковник Немировский пришли с письмом к Струсю.
Струсь прочитал письмо и усмехнулся.
— Письмо не ко мне, к вам панове, вам и помышлять!
— Если бы мы задумали измену, к тебе Николай Струсь не пришли бы. Ты у нас гетман, так и помышляй за всех!
— Князь Пожарский разъяснил нам, что король медлит из-за неприятностей с турками. Вот и рассудите, панове, в столь трудный час для Речи Посполитой, нам ли вонзить ей меч в спину? Издавна повелось, что султан помогает Московии, когда мы на пороге победы. Или мы покроем позором наши имена, или совершим подвиг достойный спартанцев при Фермопилах!
Стравинский печально усмехнулся.
— Из этой крепости московские мужики нас не выбьют, коли не выгонит голод.
— Я не верю, — ответил Струсь, — что король оставит нас на голодную смерть. Ходкевич пришел с малыми силами. Он соберет войско и пробьется к нам с продовольствием, а русские мужики подерутся с казаками.
Согласились ответить князю Пожарскому посуровее. Ответили.
«Не новость для вас лгать в своих писаниях! У вас нет стыда в глазах. Насмотрелись мы и на вашу храбрость и мужество нападать на беззащитных. Видели мы своими глазами, как литовский гетман дал вам себя знать с малыми силами. Мы, ожидая счастливого прибытия государя нашего короля с сыном Владиславом, не умрем с голода, а дождемся его и возложим царю Владиславу на голову венец вместе с верными его подданными, сохранившими данную ему присягу, а вам Господь Бог за кровопролитие и разорение Московского государства возложит на голову кару и каждый старший из вас пусть ожидает кары Божией над собой. Не пишите нам ваших московских глупостей: не удастся вам ничего от нас вылгать; мы вам стен не закрываем, добывайте их, если они вам нужны, а царской земли шишами и блинниками не опустошайте. Пусть холоп идет к сохе, поп — к церкви, купец — на свой торг: здоровее будет царству. Не пишите нам сказок, Пожарский, мы лучше тебя знаем, что польский король усоветовал с сенатом, как довести до конца московское дело и укротить тебя, арихимятежника. Не был нам турок страшен, и не будет. И не только со своими негодяями и шишами, что у тебя теперь, но если бы к тебе пристало гораздо больше бунтовщиков таких, как ты, то и тогда не одолеешь нас».
Известия о голоде среди осажденных в Кремле не заставили долго ждать. Ночью из Кремля пробрались перебежчики, запорожские казаки, и польские пахолоки. Минин поинтересовался ценами на хлеб в Кремле. В ответ прозвучало нечто невероятное: сто злотых за четверть ржи смешанной с лебедой, четверть конского мяса — сто двадцать злотых.