Альк перекинул травинку в другой угол рта:
– Судя по состоянию большинства – «какая милая, славная девушка!». Если уж ты меня красавцем назвала…
– Не могла я такого сказать! – Девушка с надеждой повернулась к Жару, ожидая, что тот развенчает очередную шуточку белокосого, но вор смущенно отвел глаза.
– Да ладно тебе, – проворчал он, – застолье как застолье. Утром никто и не вспомнит, кто в «поленце» выиграл.
– А кто?!
– Не помню, – соврал Жар. – На-ка вот, подлечись действительно. А то аж зеленая вся. – Парень протянул Рыске знакомую оплетенную бутылку, но девушка испуганно шарахнулась: больше ни капли! Никогда в жизни!! Потом спохватилась: – Как тебе не стыдно?! Они к нам со всей душой, а ты…
– Какая разница – там мы ее выпили бы или с собой прихватили? – изумился Жар. – Это же все равно для нас поставили!
Альк взял у него бутылку, отхлебнул и поморщился.
– Завтракать, я так понимаю, никто не хочет? Тогда поехали.
Пока мужчины седлали коров, Рыска стояла в сторонке тихая и пришибленная, все еще переживая из-за вчерашнего. Жар поднял ее котомки, собираясь перекинуть через Милкину спину, но левый вьюк показался ему подозрительно тощим. Вор по праву близкого друга заглянул внутрь, поворошил вещи.
– Рыска, а подвенечное платье где?!
– Платье? – отстраненно переспросила девушка. – Какое платье? Ой! Я же в него ребенка завернула и поясом обвязала… Так вместе и отдала.
– Вернемся? – Жар, не дожидаясь ответа, повернулся к веске. Она была еще видна, дымки из труб ткались в маленькое сизое облачко, уползавшее к востоку.
Но Рыска неожиданно помотала головой и, подняв на друга измученные, запавшие глаза, пояснила:
– Какое-то оно уже не шибко новое для подвенечного. И вместо седла лежало, и топтали его, и костерным дымом насквозь провоняло… А на пеленки в самый раз сгодится.
– Все равно труда жалко! – Жар расстроился чуть ли не больше подруги. – Ты ж его столько вышивала…
– Ничего, другое вышью.
«Было бы еще для кого, – уныло подумала Рыска, взбираясь на корову. – Кому я, дура такая, нужна…»
При звуках тихой нежной музыки крысы задирают морды и пощелкивают зубами от удовольствия.
Там же
На въезде в столицу досмотр оказался не в пример дотошнее обычного. Местным приходилось показывать знак жителя, бляху на цепочке (даже у нищих такие были, медные), чужаков же не только обыскивали, но и допрашивали – как звать, зачем приехал, надолго ли? – записывая все в толстенную книгу. Покидать город надлежало через те же ворота, сверяясь с записями.
К ринтарцам стражники прицепились, как два репья к коровьему хвосту. То ли из подозрительности, то ли желая содрать побольше. Назовись Альк полным именем – и с господином Хаскилем без вопросов пропустили бы даже десяток вооруженных до зубов головорезов, но это было бы несусветной глупостью. Саврянин, напротив, надеялся, что его никто не узнает. Семь лет все-таки прошло, холеный розовощекий юнец превратился в матерого, широкоплечего и жилистого мужчину.