* * *
Когда Шарес отложил последний свиток, протер слипающиеся глаза и перебрался из кресла в кровать, большая часть звезд уже выгорела, серебристым пеплом припорошив горизонт на востоке. Бумаги, хоть и важные, особо срочными не были – с теми тсаревич покончил еще до обеда. Но работа – лучшее лекарство от тяжких мыслей.
Однако сегодня Шарес, похоже, перестарался. Устал так, что даже заснуть не получалось, хотя служанка добросовестно взбила перину, а ночь выдалась приятно прохладной.
«Свечу забыл задуть», – вспомнил тсаревич, но вставать было лень. Скоро сама потухнет, там меньше четверти осталось.
Под закрытыми веками раскручивалась воронка из всех оттенков серого, будто Шарес куда-то проваливался и все никак не мог упасть до дна. Ощущение было скорее приятным, хотелось растянуть его подольше и в конце концов незаметно забыться – но тщетно.
Раньше тсаревича больше беспокоило, что письмо может попасть в чужие руки.
Теперь – что оно не попало в нужные.
Это он знает, что гонец убит. А Исенара, наверное, подумала, что Шарес просто не стал отвечать! Решил, что продолжать связь с дочерью врага слишком рискованно. Испугался отцовского гнева.
А разве не так?
Тсаревич заскрипел зубами и уткнулся лицом в подушку.
За три года многое может измениться. Да что там – все! Оскорбленная Исенара вычеркнет его из сердца, а то и выйдет замуж за другого. Вопреки ринтарским сплетням у тсаревны нет недостатка в поклонниках, готовых повести ее под венец хоть сегодня, лишь бы согласилась.
А ведь саврянская тсарица не против их брака. Она всегда принимала Шареса очень приветливо, хотя, разумеется, политики в ее улыбке было больше, чем истинной симпатии. Тсаревич даже подозревал, что она нарочно свела его со своей дочерью. Саврия, хоть и находится на подъеме, с военной позиции проигрывает всем соседям. Кровный, а не бумажный союз с Ринтаром ей сейчас жизненно важен.
Если он сорвется, то Нарида начнет закидывать удочку в степи. А тсаревна, оскорбленная «предательством» любимого, подчинится материнской воле.
Шарес представил свою любимую Исечку в объятиях потного низколобого степняка и так стиснул кулаки, что сухожилия затрещали.
Почему все должно зависеть от склочного старика?! Последние дни он даже из покоев не выходил, все дела пришлось вести сыну – и получалось не хуже, а то и лучше, чем под вечным угнетающим контролем. Шарес боялся ответственности и утраты вольной жизни? Так какого Сашия он все равно ночи напролет просиживает за бумагами – только в роли затравленной крысы, а не правителя?!
В ночной тишине глухой стук – не то что-то упало, не то кто-то оступился – прозвучал особенно громко.