– Крысы!
– Сволочи!
– Воры!
– Щхарские девки!
Некоторые из ринтарцев бывали в славном городе Щхарске, но, хотя и остались довольны тамошними девками, сравнению не обрадовались.
– Да у вас что ни город, то «курятник»!
– Так иди сюда, петушок, потопчи!
На лодках захохотали, заулюлюкали. Их собралось уже достаточно, чтобы савряне не чувствовали себя шавками, облаивающими медведя. Ринтарцы тоже не унывали: за ними был Йожыг, от которого уже спешила подмога.
Колай, стоявший в заднем ряду, точнее, даже в камышах за задним рядом, трясся как лист. Цыка с Михом куда-то пропали, а ему драться с саврянами ну никак не хотелось, даже несмотря на дразнилки. Он и военный-то налет на веску ничком пролежал на дороге, «насмерть затоптанный» саврянской коровой (хорошо, никто «добренький» не добил).
Знаменного тоже отчего-то не было видно, хотя ему полагалось бы стоять впереди. Но замещавшие его тсецы из особо приближенных держались твердо и уверенно: мол, если куда-то и отлучился, то наверняка за подмогой.
И тут на линию прибоя, в грязную пену с водорослями, влез обсохший, передохнувший молец, воздел посох, подожженный в костре – факел вышел длинный и видный всем, – и заблеял во всю свою козлиную глотку, чередуя ринтарские слова с саврянскими, так что худо-бедно, но понимали его все:
– Остановитесь, глупцы! Разве не видите – то Саший искушает вас во тьме ночной! Богиня моими устами предупреждает вас: не поддавайтесь ему! Только теми он способен править, кто сам впустил его в свое сердце нечестивыми желаниями и помыслами! Отриньте их, и спасены будете!
Обе стороны ошеломленно замолчали. О «Хольгином пророке» знали почти все – кто видел, кто только слышал, но сразу догадался. Савряне относились к ринтарскому проповеднику более скептически, но Богиня-то едина! Как и ее священная книга, уже сотни лет переписываемая без малейших изменений – приходилось изощряться в толковании.
Часть противников послушно сотворила Хольгин знак – правда, свободной рукой, во второй продолжая сжимать оружие. Колай и вовсе принялся истово молиться: Лучезарная, не попусти!
– Хольга вложила в вас души не для того, чтобы вы замарали их грехами! А чтобы сохранили в чистоте, несмотря на мирские искушения и власти! – упоенно продолжал молец – еще ни разу ему не доводилось вещать перед таким скоплением народа! Сам святой Трачнил позавидовал бы. – Знайте: чаша Ее терпения уже полна до краев и скоро опрокинется на ваши неразумные головы! Если…
Откуда пустили эту стрелу – с реки или с берега, – никто так и не понял.
Молец всхлипнул, выронил посох, тут же с шипением угасший в воде. Потянулся к торчащему из-под ключицы древку, но не достал: рука опала, ноги подкосились, и пророк, нелепо изогнувшись, будто из него выдернули стержень, упал.