— Ну да, — согласился Виктор, хотя, конечно, не помнил.
— Ну вот, а после этого фюрер запретил полеты арийцев, а неарийцев он не отправляет, потому что не хочет, чтобы они были первыми в космосе. Очень хотелось бы, чтобы наши слетали на орбиту и вернулись живыми. А то ишь ты, Геббельс-то как расхвастался в пятьдесят четвертом! Германия, видите ли, дорогу в космос открыла запуском спутника! А что у них был за спутник, вот вы скажите, что? Обычный радиомаяк. А у нас первого января "Зенит-1" запустили, так он отснял из космоса все секретные объекты Германии и приземлился в заданном районе. Помните, публиковали?
Виктор закивал головой.
— Там все-все видно. Фюрер же вообще тогда чуть с ума не сошел! По телевидению выступал, галстук от злости грызть начал! Прямо в эфир попало!
— Я слышал, он и ковры грызет. — вставил Виктор с плохо скрываемой радостью. — Когда злится.
— Вот я и говорю — что такое радиомаяк? Японцы еще в сорок шестом камень на орбиту запустили?
— Какой камень?.. Что-то я уже забыл.
— Ну, взрыв сделали огромный в горах Тибета, так у них камень на орбиту улетел. Неужели не помните?
— Ну так что же тут помнить. От камня какая польза?
— Вот видите! Лишь бы только чем-то отметиться. А когда человек сам увидит, какая наша Земля из космоса, тогда это и будет дорога в космос!
— Она из космоса голубая. Как небо. Голубые материки, голубые облака, голубые океаны. А на ночной стороне огни городов как рассыпанный жемчуг, — Виктор увидел, как у Жени-Джейн округляются глаза, и поспешил добавить: — Ученые так считают.
— Вы просто поэт… Ну и кому же первому увидеть-то красоту эту, как не нашим?
— Надеюсь, не американцам.
— Шутите! У американцев же авиационное лобби забрало все средства на строительство дальних бомбардировщиков, стратосферных разведчиков и крылатых ракет. Они только к шестидесятому году спутник хотят вывести.
— Так, конечно, не сейчас. Они, например, на Луну захотят полететь первыми. Нация-то амбициозная.
— Ну уж фигушки, — откликнулся до этого молчавший Вадим. — Луну мы им точно не отдадим. Королев, кстати, у самого фон Брауна когда-то работал по обмену опытом. Сейчас об этом, конечно, не пишут, а было такое. В конце сороковых, пока отношения не испортились. Ну вы же это лучше меня должны помнить…
Эх, подумал Виктор, сейчас самый бы момент расспросить, чего там было в конце сороковых, а заодно и в начале. Как вот только им объяснить, как это возможно, что я, вроде по годам живший в это время, его не помню? Проспал летаргическим сном двадцать лет? И поэтому революцию, гражданскую, нэп, коллективизацию-индустриализацию, голод тридцатых и прочее помню весьма смутно, а после вообще ничего не видел? А в пятьдесят восьмом сбежал из больницы в стибренной у главврача китайской куртке пошива двадцать первого века? "М-да", сказал себе Виктор. "Таланта Штирлица у тебя явно нет. Лучше меньше спрашивать, а не то засыплешься…"