Благословенное дитя (Ульман) - страница 13

Элизабет сказала:

— Я не собираюсь ломать голову, чем тебе заняться летом. Тебе придется самой придумать какое-нибудь занятие.

Она сказала:

— Мне нужно работать. Голова у меня совершенно забита делами. Совершенно! С семьдесят второго года вы ездили летом на Хаммарсё, и все было очень хорошо. А тут вдруг твой отец решил взять и прекратить это!

Она сказала:

— Пойми, Эрика, голова у меня совершенно забита делами.


Про голову Эрика поняла. Голова у Элизабет всегда была забита. Сейчас Эрике уже пятнадцать, а когда она была маленькой, мать часто говорила, что у нее совершенно истрепаны нервы. Тогда Эрика жалела мать — еще бы, у нее забитая, тяжелая и усталая голова, да к тому же и нервы истрепаны. Эрика не знала, что такое нервы, и считала их чем-то вроде лоскутков. Ей казалось, что если она, маленькая неуклюжая Эрика, сделает что-нибудь не так, то красивая голова Элизабет взорвется или лопнет и оттуда вылезет что-то огромное и отвратительное.

Когда Эрика подросла, то мать перестала говорить про истрепанные нервы. Теперь она говорила лишь: «Я тобой недовольна, Эрика».


На Хаммарсё Эрика не поедет («Почему, а? Что, дом так и будет пустовать, Исак?»), но у Эрики был план.

— Я не буду тебе мешать, мама. Обещаю. Ты вообще меня не заметишь.

— Но почему, Эрика? Почему вы не поедете на Хаммарсё? Там же так красиво — зеленое море и еще много чего…

— Серое, — сказала Эрика.

— Что? — спросила Элизабет.

— Море серое, — ответила Эрика, — а не зеленое. Просто оно разных оттенков серого.

— Но почему вы туда не поедете? Почему никто не поедет на Хаммарсё?

— Мама, я не знаю.

— Ну и чем же ты займешься? Будешь газеты разносить?

— Да, наверное.


Конечно, о решении Исака Эрике было известно заранее. Она всю долгую зиму об этом знала. Как они могли снова приехать туда, будто ничего не произошло? Как она могла туда снова приехать? А Исак? А Лаура с Молли? Как Роза, тихо сидевшая под голубой лампой, сможет вновь вернуться в белый домик из известняка? На Хаммарсё. К полянкам, пляжам, макам и сине-серому морю, которое кто-то однажды назвал лягушатником. Мужчина, сказавший это, говорил с презрением. Однако Эрике понравилось, что ее море — ее и Рагнара — это лягушатник. Оно странное, тихое, мелкое и живое, а потом внезапно становится глубоким и опасным.

«Лягушки, — рассказывал Рагнар, — могут несколько минут притворяться дохлыми, когда на них нападают».

Из Прибалтики и Польши море приносило всякий хлам и выбрасывало его неподалеку от дома Исака. Размокшие коробки из-под сигарет и стирального порошка, бутылочки из-под шампуня, доски, рыболовные снасти, бутылки, возможно, с кислотой или другой опасной жидкостью («