Тоска по цивилизованной, богатой, веселой, а не традиционно угрюмой, нищей, забитой, изолированной России, всепрощение, жажда свободы, покоя, требование вернуть достоинство и стране, и людям, ее населяющим, — вот угадываемый мною нерв творчества Василия Аксенова, делающий это творчество уникальным и обеспечивающий его произведениям сохранность во времени и пространстве.
ЕВГЕНИЙ ПОПОВ: — Дорогой Василий Павлович, не согласитесь ли вы ответить на несколько простых вопросов в преддверии вашего юбилея?
ВАСИЛИЙ АКСЕНОВ: — С чего это ты вдруг стал мне «выкать»?
Е. П.: — Да сказали, что неудобно «на ты». Дескать, 70 лет не хухры-мухры. Я, правда, сопротивлялся, что, де, «не стареют душой ветераны» и так далее… Так что давай уж как получится… Вот первый вопрос. Василий Павлович, с какими чувствами, настроениями вы встречаете ваш юбилей?
В. А.: — Как всегда, со смешанными чувствами. У меня и в молодости этот день не вызывал отчетливых эмоций. Правда, когда мне вдруг исполнилось тридцать, я помню, подумал — ну все, начинается… это… снижение. Однако после тогдашнего юбилея я вдруг стал чувствовать себя моложе. А теперь и не знаю, вроде — совсем уже мафусаилов век… И настроение, как всегда, рабочее… Самое главное для меня — работа. Кстати, идеи творческого характера у меня чаще всего появляются по утрам, когда я бегаю…
Е. П.: — Тут вся Москва заинтригована, почему ты не встречаешь этот день на родине, где у тебя и читатели, и поклонники, и телевизионщики рядом.
В. А.: — В разгар курортного сезона что-либо праздновать в Москве смешно. У меня всегда этот день совпадал с отсутствием в городе близких людей. Или я сам был в отъезде. Даст Бог, буду осенью в Москве, устрою для своих гуляние… более-менее умеренного характера. То есть шампанского там будет больше, чем водки.
Е. П.: — Эмигрант Аксенов обращался в начале 80-х по «Голосу Америки» к соотечественникам со словом «господа». Кто вы нынче, господин Аксенов? Профессор, писатель, телезвезда?
В. А.: — Разумеется, писатель. Даже когда я был стопроцентным профессором, я ощущал себя только писателем. А сейчас, когда я на пути к отставке, тем более. Хотя Джордж Мэйсон — университет — дал мне много хорошего, выручал меня в течение стольких лет. Но и я ему отплатил добром за добро. Несколько поколений студентов-славистов прошли через меня. Но теперь мое время будет отдано только писательству. Следующей весной я завершаю профессорскую деятельность. «Два столетия русского романа»— один мой семинар. Другой — «Российский модернизм и левый авангард».