Лёвка замыкал процессию. Бывший отмычка бесшумно, по-кошачьи ступал с каблука на носок и старался не упускать из виду обе наши пары.
– Притормози-ка, – сказал Гост перед П-образным изгибом.
Я моментально замер как вкопанный. Держать зеркало на вкось вытянутых руках было неудобно, но я натужился и постарался не думать об уставших мышцах.
Наши взгляды приковало темное пространство в центре подковообразной извилины, которая ломала прямой участок трубы. Там угадывались очертания то ли тряпья, то ли веточек. Лохмотья чуть заметно шевелились – и сложно было определить наверняка: ветерок ли их колышет, или нечто иное.
Гост придвинул кольцо внешнего фильтра к самому моему уху и шепнул: – Тревожит меня загогулина. – Сам чую. Что предлагаешь?
Он покосился на экранчик детектора, укрепленного на предплечье.
– Электроника не паникует. Сканер бы включить, да палиться лишний раз не хочется. Лучше болт кину.
– Чего тормозим? – негромко спросил Дрой, подступая сзади.
– Нычку проверить надо, – отозвался я. – Не шуми.
Гост перехватил «Потрошитель» в левую руку, достал болт и запустил его по навесной траектории в центр подозрительной извилины. Раздался глухой удар, шорох и басовитый клекот.
Я напрягся и вывернул шею до упора, стараясь не упускать из вида шевеление в тени изгиба. Гост вскинул дробовик, прицелился.
– Бейте вожака, – напомнил Лёвка из хвоста колонны. – Спасибо за совет, – огрызнулся Гост.
– Я предупреждал о возможном нападении, – спокойно ответил проводник. – Значит, не повезло: гнездо до сих пор не разорено.
– Красавцы, – промолвил я, косясь на выползающих из тряпья птиц. – Кажется, я склонен пересмотреть место воронья в пищевой цепочке. Раньше мутаций у пернатых замечено не было. Они населяли почти все районы, чураясь разве что пустошь-фермы да запредельно фонящих территорий. На пси-активность им было плевать. Мутагенные изменения не тронули крылатых бестий, поэтому все обитатели Зоны привыкли к ним и воспринимали неторопливое кружение в небе как один из атрибутов гиблой земли.
Падальщики – санитары природы: они полезны там, где пахнет смертью.
Но пара особей, которые вылезли из потревоженного гнезда и встопорщили смоляные перышки, отличались от обычных воронов-самцов. В первую очередь габаритами: размах крыльев, судя по размеру туловища и длине маховых перьев, достигал метров двух. Изогнутые когти на узловатых лапах и клюв одним видом могли повергнуть в ужас неопытного бродягу. Окончательно укрепляли образ крылатых убийц большие, черные, как космическая бездна, глаза, в глубине которых чудилась искорка разума. Рассудок подсказывал, что мозгов у этих переростков не больше, чем у подзаборного воробья, но слепой инстинкт беззвучно вопил: опасность!