Пустяк, положим, но из таких пустяков складывается недоверие к автору. В общем, поначалу неважно читалось. Слабенькой показалась книга о великом полководце и государственном деятеле, который стоил сотни таких академиков. Она и была слабенькой. Однако постепенно стала вырисовываться догадка, что ощущение простоты, которая хуже воровства, происходит у него, пожалуй, от каждодневной привычки думать о себе как бы в третьем лице. Вот и сейчас образ честолюбивого и коварного гения власти казался ему без затей списанным с товарища Сталина, что выглядело нарочито искусственным, фальшивым и даже дерзким.
Академик Тарле имеет смелость заявить, что Сталин - это Наполеон сегодня? Академик Тарле либо подтасовывает, либо тенденциозно подбирает факты в ущерб исторической правде. На что рассчитывает товарищ Тарле?
Однако стопка иных просмотренных книг о Франции 19 брюмера и Наполеоне Бонапарте убедила его в том, что выводы Тарле не противоречат фактам. А факты осторожный академик старался использовать только многократно подтвержденные другими источниками. Что и проверял Сталин. Среди прочих книг на столе у него лежали двухтомная монография английского историка Уильяма Слоуна "Новое жизнеописание Наполеона", обретшая за сегодняшний вечер множество закладок, книга Альбера Вандаля "Возвышение Бонапарта", подробнейшая беллетризованная биографии Наполеона, написанная Фридрихом Кирхейзеном, и даже книга "Женщины вокруг Наполеона". Впрочем, последнюю он так и не раскрыл.
Почерк его, несмотря на беглую угловатость, был свободно читаем, но только, наверно, Поскребышев смог бы прочесть фразу в сокращенном виде форма, которую не очень часто использовал Сталин, когда фиксировал для себя нечто, могущее иметь глубокие, но, как правило, непонятые современниками последствия. Например, такую: "Шт. Кр. б. тяж о. Сов."
За расшифровку этой записи Троцкий не пожалел бы снять сотни тысяч долларов со своего секретного счета в Нью-Йорке, открытого им на пару с Лениным еще в 1918 году, когда они не исключали поспешного бегства из России. Фраза гласила: "Штурм Кронштадта был тяжелой ошибкой Советской власти".
У Тухачевского руки по локоть в крови кронштадтских матросов. Этот скороспелый маршал залатит за медвежью услугу. И за варшавский заплатит. Хотя и будет думать, что платит по другому счету. Но "тяж. о. Сов." останется фактом, которого нельзя изменить.
"Почему мне не позволено плакать?" - Сталину захотелось вычеркнуть эти слова из рукописи Тарле. не нравилась фраза. Но он удержался. Ни к чему такая мелочность - пусть поплачет Наполеон. Сталину слеза не замутит взора. Зато против другой фразы, которой академик Тарле как бы подытоживал второй поход Бонапарта в Италию и второе поражение Австрии, он поставил тяжелый восклицательный знак: "Угрюмо молчали некоторые наиболее непримиримые якобинцы, удручены были роялисты".