- Тридцать миллионов золотых франков контрибуции плюс лучшие картины и скульптуры из музеев Рима, плюс оговоренная часть папских владений... Ну и, разумеется, публичное признание полной и безоговорочной капитуляции.
Кардинал Маттеи был потрясен. Предъявить ультиматум наместнику Бога на земле!.. Так оскорбить и унизить святую Церковь?! Он мужественно отринул все колебания:
- Его святейшество согласен...
- Как?! Вы еще здесь? - изумился Бонапарт, вынужденный прервать свои размышления. - Я ведь уже сказал то, что вам надлежит запомнить и донести до его святейшества. А в согласии папы я не нуждаюсь.
Этот эпизод не являл собой показного пренебрежения - Бонапарт действительно погрузился в размышления. Было над чем задуматься. Здесь в Италии он последовательно, одну за другой, разбил три австрийских армии, но на Рейне австрийцы били французов, и Бонапарт, в отличие от Директории, не мог не переживать из-за этого. Природа, щедро наделив его изощренным коварством, начисто обделила злорадством. На Рейне гибли французы, редела лучшая армия Республики, а то обстоятельство, что это косвенным образом возвеличивает его успехи как генерала, затмившего полководческий талант Моро, было делом для него не существенным. Он не намеревался играть в гамлетовские игры. Он ощущал себя государем. И не стремился так уж скрывать это. Получив с почтой кипу парижских газет, он находил в них между строк то, что приводило его в бешенство: Французская республика корчилась в муках безвременья и безвластия.И неизвестно было: то ли она только рождалась в страданиях и воплях, то ли уже агонизировала, едва родившись.
Внезапно оживилось тлевшее доселе роялистское движение, осмелевшие вожди шуанов стремились поднять Бретань и Нормандию. Республику уже ненавидели, так и не поняв, что это такое. Дороговизна росла с каждым днем. Финансы, торговля, промышленность - все пришло в расстройство и упадок. Солдаты целыми взводами дезертировали из армии генерала Моро и становились разбойниками. Столичные казнокрады, спекулянты и перекупщики не и видели и не желали видеть приближающегося конца. 11охоже, не видела его и самодовольная Директория.
"Республика... демократия... равенство", - задумчиво бормотал Бонапарт, словно пытаясь заново вникнуть и суть этих знакомых понятий. Не получалось. Он всматривался в рисованные портреты вождей, лица которых были исполнены волевой женственности, и у него не получалось понять, почему гибнет Франция.
Возможно, потому не получалось, что сам он не был Французом? Ну да, разумеется, он всего лишь корсиканский выскочка из захудалого островного дворянства. Его семья не в состоянии была даже оплачивать обучение Наполеона в военном училище, и он стал офицером за счет казны. А потом и сам обивал пороги военного министерства, чтобы помочь младшему брату тоже стать офицером. Без денег, без связей, без протекции сделать карьеру могло помочь только чудо. И таким чудом для Наполеона стала Революция, что разом смешало в его душе весь ценностный ряд понятий о долге, чести и славе. Революция осталась мифом. А он одерживал победы вдали от погибающей Франции. И этим победам скорее всего суждено стать таким же мифом. Во имя чего все делалось и делается? Неужели он и дальше будет безропотно таскать из огня каштаны для парижских "адвокатов", ни один из которых не знает, что такое бремя войны?..