Джимми на секунду отвернулся от Шона, он плохо соображал в этот момент, в мозгу как будто разлилась липкая чернота. Он стремился в парк. Он хотел выйти на дорожку для пробежек и увидеть Кейти, спешащую ему навстречу. Он не мог думать. Ему надо было туда, в парк.
— Ты готовишь кошмарный сюжет для полицейской хроники в последних известиях? — спросил Джимми. — Ты намереваешься арестовать меня и всех братьев Сэваджей за попытку найти нашу девочку, проникнув в зону оцепления?
В тот самый момент, когда Джимми замолчал, он понял, что угроза, которую он пытался вложить в только что сказанные слова, слабая и вызвана отчаянием, но омерзительнее всего было то, что и Шон понял это.
Шон задумчиво покачал головой.
— Ничего этого я не хочу. Поверь мне. Но если я буду вынужден, то я сделаю это. Сделаю, Джимми. — Шон резким движением раскрыл блокнот. — Послушай, лучше скажи мне, с кем она была прошлым вечером, что она собиралась делать, и я…
Джимми уже отошел от него прочь, когда рация Шона подала сигнал, громкий и пронзительный. Джимми остановился и пошел назад, а Шон, поднеся рацию к губам, произнес:
— Слушаю.
— Мы кое-что обнаружили, инспектор.
— Повторите.
Джимми, подойдя вплотную к Шону, слышал в голосе человека, говорившего с Шоном по рации, нотки неподдельного волнения.
— Инспектор, я сказал, что мы кое-что обнаружили. Сержант Пауэрс просит вас прийти. И как можно скорее. У меня все.
— Где вы?
— У экрана кинотеатра, инспектор. Господи, тут вообще невозможно что-либо понять.
Селеста смотрела полуденные новости по маленькому телевизору, стоявшему на кухне. При этом она гладила белье, сознавая, что делает совсем не то, даже с точки зрения женщин 1950-х годов: ты отдаешь себя повседневной домашней работе и заботишься о ребенке, в то время как муж отправляется на работу, прихватив с собой обед в металлической бутерброднице, а вечером, вернувшись домой, надеется, что жена поднесет ему выпить, а на столе его будет ждать ужин. На самом-то деле все было не совсем так. Дэйв, при всех его недостатках, всегда энергично брался за домашнюю работу и с охотой выполнял ее. Он вытирал пыль, пылесосил, мыл посуду, в то время как Селеста с удовольствием занималась стиркой, а затем разбирала, гладила и складывала чистое белье, полагая, что теплый пар, идущий от ткани, очищает кожу лица и разглаживает морщины.
Она пользовалась утюгом своей матери, являвшимся экспонатом материальной культуры шестидесятых. Он был тяжелый, как кирпич, и внезапно, без всякой на то причины, извергал клубы пара, но при всем этом он был вдвое мощнее любого из утюгов, на которые Селеста засматривалась на распродажах, потому что они, как было сказано в рекламе, были изготовлены с применением аэрокосмических технологий. Правда, мамин утюг за время его многолетней службы ни разу не отказал. К тому же он утюжил на брюках такие складки, которые могли бы разрезать французский батон, а измятую ткань разглаживал за один легкий проход, для чего современный утюг в пластмассовом корпусе пришлось бы не меньше дюжины раз возить туда-сюда.