— Да еще, понимаете ли, эти письма... — продолжал Рюрик Петрович.
— Какие письма? — оторвалась от своих размышлений Дагурова.
— От Баулина. Одно Норочке, другое — Регине... Пришли уже после покушения на него... Регина не знает, давать читать дочери или нет.
— А что в них такого?
— Право, не знаю. Регина не поделилась. Только сказала, что может сильно подействовать на Нору.
Это сообщение взволновало следователя. Письма от Баулина, написанные незадолго до рокового выстрела!.. Как их заполучить? Пойти к Баулиной завтра? Но Дуюнов успеет переговорить с Региной Эдуардовной. Дагуровой не хотелось бы этого: будет ли тогда Баулина откровенна, покажет ли письма? Раздался телефонный звонок.
— Извините, — потянулся к трубке Дуюнов. — С вашего разрешения...
— Конечно, конечно, — кивнула Ольга Арчиловна. С первых же слов она поняла, что звонит Баулина.
— Как Нора? — заботливо интересовался Рюрик Петрович. — Я рад за нее. Твои старики молодцы... Да, сейчас занят. — Он кинул взгляд на Дагурову. — Не знаю сколько... Хорошо, позвоню...
Он положил трубку на рычаг.
— Регина Эдуардовна дома? — спросила Дагурова.
— Только что вернулась с дачи. Оставила Нору у стариков. Девочка, кажется, немного успокоилась.
У Ольги Арчиловны созрело решение.
— Мне надо встретиться с Региной Эдуардовной... Это далеко?
— Рядом, в Марьиной роще. Пешком — минут двадцать, автобусом — от силы минут пять-семь.
— Будьте так любезны, проводите меня, — попросила Дагурова. — Чтобы я не плутала.
— С удовольствием! — согласился Дуюнов. — А то весь день просидел в квартире... Сейчас переоденусь...
— А я пока набросаю протокол.
Дуюнов появился в комнате в джинсах и коротенькой курточке из легкого блестящего материала, что придало ему вид иностранного туриста. Подписав протокол, он спросил:
— Может, все же согласитесь выпить чашечку кофе? А то мне, как хозяину, неловко...
Дагурова и на этот раз отказалась.
Они отправились пешком. Стоял тихий вечер со светлым спокойным небом. Шли по зеленым, странно безлюдным (почти в центре Москвы!) улицам. Рюрик Петрович рассказывал о том, как его, двенадцатилетнего мальчишку, истощенного, обмороженного, полуживого, привезли в столицу из блокадного Ленинграда. Выходила дальняя родственница. Едва встав на ноги, он пошел на завод, к станку. В четырнадцать лет был награжден медалью «За трудовую доблесть»...
Рассказывал он очень живо, с юмором, в котором была и грусть, и теплота.
«Незаурядный человек, — подумала Ольга Арчиловна. — Можно понять Баулину: такого терять невозможно. Тем более — коллега по любимому делу».