— Встали хозяева? — с порога спросил Сопронов и еще смелее шагнул на свет.
Но ему никто не вышел навстречу. Под потолком ярко горела висячая лампа, в горнице светила настольная, семи линий, но в обеих избах было пусто. «Спрятались, что ли? — мелькнуло в председательской голове. — Достанем из-под земли». И он дернул за колечко, открыл люк, ведущий в подполье. Посветил фонарем. Подполье было завалено картошкой и брюквой.
— А вот и ружье есть, Игнатей Павлович, — то ли всерьез, то ли с насмешкой сказал Веричев.
На лосиных рогах, вделанных в стену, действительно висели тульская сломка, сделанная из бычьего рога пороховница и патронташ. Сопронов поспешно снял ружье, проверил. Схватил патронташ и так же поспешно зарядил.
— В хлевы! — приказал он.
— В хлевах нам нечего делать, — сказал Митька Усов и сел на лавку. — Закуривай.
— То есть как нечего? — удивилась учительница.
— Так. Никого нет.
Но Гривенник и Сопронов с фонарями в руках уже шастали по верхнему сараю и в верхних холодных избах, распахивали сенники и спускались вниз. Вся скотина, кроме лошади, была на месте. Овцы в хлеву испуганно шарахались по углам, корова недоуменно глядела на незнакомцев.
Лошади в стойле не было.
Сопронов как угорелый выскочил на улицу, прыгнул под взъезд, где стояли обычно розвальни. Ни упряжки, ни розвальней тоже не было.
— Степанида! — заорал он. — Ты запрягла аль нет? Давай пулей чтобы…
Но Степанида уже пропала куда-то. Дом со всем добром брошен, а людей нет. Могла ли уборщица удержать при себе такую новость? Нет, это было ей не под силу… Сопронов прибежал в избу, хватая за рукав то Митьку, то Веричева, кричал:
— Уехал! Догонять надо гада. Быстро запречь и догонять!
— Ищи ветра в поле, — сказал Усов. Он не спеша заворачивал цигарку.
— Ты у меня… — Сапронов был окончательно взбешен. — Ты у меня после… после поговоришь!..
— Да куда ехать? — вступился за Митьку Веричев. — Оне, может, с вечера выехали, тридцать верст отмахали.
— Неизвестно ишшо, по какой и дороге-то… — вставил Гривенник, держа в одной руке затейливый чайник, в другой пчеловодный дымарь. Глазами он успевал ощупывать шустовский стол с чернильницей и с какими-то книгами.
— Положь на место! — приказал Сопронов, и Гривенник поставил чайник на стол.
Все пятеро, ошарашенные и удивленные, не знали, что делать. Брошенный дом был полная чаша. В хлевах скотина, на верхнем сарае солома и сено. В ларях мука, в сундуках белье и одежда, в шкапах посуда и книги — все брошено на произвол судьбы! Но как осмелился Шустов, как уместил в розвальнях пятерых малолеток, старуху, глубокого старика? «Ну, ладно, — думал Митька. — Ядреные ушли за возом пешком. А как с харчами-то? С кормом для лошади как? Ежели на возу пятеро малолетков да два старика, туды уж больше ничего не положишь».