*
— …и это была пятая. Шестая была в тысяча девятьсот девяносто пятом году, и она даже не знала, что подошел срок. Я запомнил ее, потому что была совсем молоденькая, я дал ей лет двенадцать, хотя оказалось — шестнадцать. С ней это случилось в «Поздравительных открытках», тогда они размещались в сорок седьмом отделе, а потом переехали в двести тридцать первый и теперь торгуют под вывеской «Счастливые дни». Я был там, когда он вылез на свет. Я все видел. У нее карманы были набиты крадеными подарками вроде заводных именных пирогов, пластиковых шампанских бутылочек для пузырьков и медвежонка с надписью «Алан» на животе. Я весь день за ней следил. Отцом оказался ее двоюродный брат, я знал его, потому что один раз сцапал, а ребенок, когда вылез, был копия его, и я подумал: скоро и с тобой увидимся, а? Буду ждать тебя. Ну, ждать, конечно, не пришлось, потому что ребенок был мертвый, а я сперва не понял. Мертворожденный и синий. Двоюродного, между прочим, звали Крейгом, не Аланом.
Потом был перерыв, года, кажется, три, дай-ка проверю…
Гэвин перевернул несколько страниц в своей записной книжке. Книжка была новой деталью. Гэвин извлек ее прошлой ночью из своего одежного шкафчика, чтобы записать подробности самоубийства. На обложке тиснением было выполнено заглавие: «Зеленые дубы. Роды, смерти, важнейшие происшествия». Заметив, что Курт поежился, он воспринял это как безмолвную просьбу раскрыть содержание книжки.
Мысли Курта уплывали и возвращались. Когда уплывали слишком далеко, он видел лицо мужчины в автомобиле и тогда торопливо греб обратно — обратно к Гэвину и его черной книжечке.
Самым пугающим было то, сообразил Курт, что в каждый отчет Гэвин включал случайные детали, которых никто не мог знать: мысли упавших с крыши любителей нюхать клей, последние слова женщины своей подруге, импровизированный подарок жене, которого она никогда не получит, чувства парня, когда ушла девушка, настоящие мысли официантки о пьяном похабнике, мысли о внутреннем голосе, который не велел ему отойти; о ее странных ощущениях после того, как она съела картофель; о страхе, которым пахло дыхание диджея; о том, что в магазине играли ее любимую песню, когда ребенок пошел; о том, что лицо фельдшера напомнило ему отца; о жгучем стыде, когда он описался; внезапное воспоминание о волосах жены. Может быть, Гэвин все это выдумал. Может, он вообще все выдумывал. Может, его записная книжка пуста.
Мысли Курта уплыли в сторону. Убитый горем. Тот выглядел как человек, убитый горем. На лице застыла мука потери, словно расставание с жизнью было невыносимо. Если бы пошел туда сразу, как только увидел свет, тогда, может быть, успел бы сказать ему, чтобы он повременил прощаться с жизнью. Может быть, сказал бы ему, сколько раз сам хотел с ней распрощаться после смерти Нэнси, но так и не решился, и вот теперь вот он я, посмотри какой…