Каботажное путешествие на купце до Пилау длилось три дня, страшный тихоход, Орел прошел бы это расстояние за день. На этой мысли в меня вцепилась тоска, соскучился по своим ребятам, надо срочно давать им о себе знать, пусть хоть мимо пройдут караваном, посмотрю на них с берега.
Петр носился по всему кораблю и залезал во все трюмы, не говоря про мачты. Вроде уже не ребенок, двадцать пять лет. Ухмыльнулся про себя, а сам то, так же в каждой бочке затычка и ничуть не старше.
Наконец это мучение, по недоразумению названное морской поездкой, подошло к концу в порту Пилау, о чем мы возвестили тремя выстрелами, приветствуя город, и город ответил нам тем же. Однако, высаживаться в город мы не стали, а пользуясь минимальной осадкой нашей плоскодонной черепахи пошли по заливу Фриш в Кёнигсберг. Миновали речные боны, перегораживающие русло Прегеля, прошли на виду форта Фридрихсбурга, ответившим пушечным салютом на наше приветствие, и, причалив к пристаням островного района Кнайпхофа - ступили, наконец, на прусские, точнее бранденбургские земли, в пятницу, седьмого мая.
Покидал, нашего морского скорохода, даже не оборачиваясь. Все майские праздники отмечали на борту, а так как народу было все равно, что отмечать, лишь бы скрасить это захватывающее морское путешествие - отмечали начало весны. Честное слово, хоть бы пираты на него позарились, что ли. Вот бы они удивились.
Зато нет, худа без добра - обсуждая с Петром кораблестроение, теперь есть на что ссылаться, и пример будет очень показательным.
Вот теперь начиналась и моя работа - Бранденбургский курфюрст кичился великолепием своего двора, и искал поддержки в Петре, на этом поле можно сыграть очень достойно.
День размещались и выгружались, теперь и причалы Кнайпхофа услышали много нового.
На следующий день были неофициальные визиты, так как посольство еще не прибыло, и осмотр города. Осмотр дал мало утешительного. Этот трехглавый город, в смысле три города в одном, похвастаться особыми достижениями не мог. Специалисты были тут привозные, в местном университете так же преподавали приглашенные профессора. Однако, уделив мне, с переводчиком, время, пара профессоров с философского факультета, где преподавали физику, математику и прочие точные науки, рассказала много интересного. В частности, много любопытного услышал о своих диковинах. Но самым важным в разговоре было упоминания о текущей жизни научного мира. С удивлением узнал, что жив и работает в Лондоне Ньютон, который грызется со своим оппонентом Лейбницем, живущем в Ганновере. Спорили об англичанине Галлее, только не о кометах, как подумал, услышав фамилию, а о демографических таблицах, им опубликованные, наверное, это другой Галлей. Вообще, звучало много имен и работ. Тщательно их записывал в блокнотик, хотя никого не знал. Но посетить их, если будет по дороге, надо обязательно. А Лейбница и Ньютона надо захомутать любыми способами, даже если придется организовать пару заговоров против них. Пусть Московскую Академию Наук закладывают, и других профессоров приглашают.