— А Бабуля где? — шебуршился Нечаев. — В Волгу плюхнулся?
— Кончай, — шикнул Усольцев.
Лейтенант Брызгалов медленно прошагал вдоль строя, каждого бойца потрогал за плечо, как бы убеждаясь, что тот не покалечен и цел, и, возвратившись на правый фланг, где стояла санинструктор Чижова, вполголоса произнес:
— Шестерых нет... Пропали без вести...
Усольцев и раньше слышал — особенно часто, когда лежал в госпитале, — это странное выражение, но, если честно, не представлял себе, как это можно пропасть, да еще без всякой вести, когда рядом люди, твои товарищи и ты на виду. И только сейчас убедился, что такое случается. Куда подевались Зажигин, филолог? Волга поглотила? А кто видел? Никто... Вот, оказывается, откуда происходят пропавшие без вести. Может быть, и его, Усольцева, белорусские подпольщики числят в пропавших без вести, а он живой... Одним словом, кутерьма, неразбериха.
— Товарищ лейтенант, слышите, кто-то стонет, — вырвалось из строя.
— Где?
— У берега. Слышите?
Лейтенант направился к воде, за ним и санинструктор Чижова.
У берега что-то хлюпало, но что именно, понять трудно было — еле-еле занимался рассвет. Взводный с Катюшей ускорили шаг и наткнулись на шевелящегося человека. Катюша припала к нему.
— Ранен? — спросила она.
Боец, услышав женский голос, приподнял голову и еле произнес:
— Ничего... Нормально...
— Зажигин? — лейтенант узнал бойца.
— Я-а...
Взводный подхватил Зажигина под мышки и помог ему встать.
Зажигина колотило: без шинели, до ниточки промокший и обессилевший, он совсем не держался на ногах. Лейтенант посадил его на прибрежный песок, снял сапоги, из которых вылил воду, и, взвалив бойца на плечи, понес к обрыву. Катюша, прихватив сапоги Зажигина, обогнала лейтенанта и первой подбежала к взводу.
— Грач, встречайте сына! — выпалила санинструктор.
Грач выскочил из строя и кинулся навстречу лейтенанту.
— Живой... Мишутка... Выплыл-таки...
Взводный передал Зажигина отцу и велел следовать за ним. Лейтенант пошел вдоль обрыва, надеясь наткнуться на какой-либо блиндаж. Санинструктор не отставала от взводного.
Долго искать землянку не пришлось: обрыв густо был ими усеян.
— Бойца отходить надо, — объяснил Брызгалов, войдя в землянку, у входа в которую при тусклой лампе сидел красноармеец.
— Входите, — сонно ответил боец. — Вона нора... Пока свободно... Устраивайтесь...
Усольцеву на ум пришел почему-то Крюков-Печерников, филолог. Пожалел Емельян, что и он угодил в пропавшие. Дельный мужик, образованный, ему бы детишек учить, людей просвещать, да и во взводе такой человек на вес золота. Не уберегли...