— Значит, младший политрук, — сказал Емельян.
— Правильно, — с гордостью произнесла Олеся, — мой папочка младший политрук. Он еще и танкист...
Узнал Емельян и то, что Олесин отец — младший политрук Семен Марголин — служил где-то под Мозырем и что там же в маленьком военном городке жили и Олеся и ее мама, а в этой деревне они появились совсем недавно, просто приехали на лето погостить к бабушке. И еще Олеся сказала, что она «интернационал».
— Как это «интернационал»? — не понял Емельян.
— Очень просто. Учительница в школе спросила меня, какой я национальности. Я ответила, что не знаю. Тогда учительница велела спросить у родителей. Я спросила у папочки. Он сказал: «Ты, Олеся, — интернационал». Я тоже удивилась: ведь нет такой национальности, правда? А папочка мне разъяснил: «Ну, мама — белоруска, я — еврей, а ты, Олеся, интернациональный ребенок». Емельян рассмеялся, впервые за весь день такой хохот вырвался из его груди.
Теперь Олеся Емельяну вроде родной кровинки — он ей и отец, и мать, и бабушка, он один в ответе за ее судьбу. Первый спасительный шаг Емельян уже сделал — не дал врагу разрядить в Олесю автомат. Всего лишь первый, но не последний...
Это точно. Кто мог сказать Емельяну, что ждет его впереди, какие подножки еще уготовила ему война, — никто. И не только ему, но и Олесе. Теперь и ей, малышке, предстоит заниматься совсем недетским делом — плутать по дорогам войны...
Он, красноармеец Усольцев, уже порядком поплутал. И реки вплавь да на бревнах-корягах форсировал, и болотами пробивался, и лесами... А сколько сел да городов оставил! И явственно увидел Емельян свой последний бой, тот луг перед рекой Птичь, где довелось ему уже в роли артиллериста лицом к лицу встретиться с вражескими танками...
— К орудиям! К бою!
Зашевелились артиллеристы: срывали с казенников чехлы, вытаскивали ящики со снарядами и волокли к пушкам. Глянул Емельян в сторону ползущих танков и ахнул:
— Сколько их, батюшки!
— Испугался? — услышал Емельян голос командира орудия.
— И раздавить могут, — произнес в ответ Емельян.
— Коль испугался, лезь в ровик, — посоветовал командир.
— А в ровике не достанут?
— Отставить разговорчики! — басом заговорил командир.
— Есть отставить! — ответил Усольцев и еще проворнее стал подтаскивать снаряды к орудию.
Танки приближались. По лугу катился грохочущий лязг гусениц.
Наводчики пристроились к прицелам орудий.
— Огонь! — И вся батарея ударила по ползущим танкам. Выстрелы следовали один за другим.
Немцы открыли пальбу из танков. Снаряд разорвался перед орудием. Всех обдало землей, а по щиту забарабанили осколки. Ком земли ударил Емельяну в лицо, и он упал.